Кладоискатель и доспехи нацистов
Шрифт:
Только сейчас я понял, насколько мало мы знакомы.
— …Но теперь, когда вы совершили такое потрясающее открытие, у нас с мамой не осталось сомнений, что вы сумеете устроить судьбу нашей дочери.
В словах затюканного научного работника чувствовалась термоядерная тещина накачка.
— Ладно, папа, — охладила его Маринка. Я подмигнул Славе:
— Наливай. Выпьем за родственные отношения. Выпили. Потеплело на душе.
— Что касается судьбы дочери, — снисходительно пояснил я тестю, — то она могла быть устроена значительно раньше, если бы вы не считали меня лодырем и проходимцем, каких не сыскать.
— Гм…
С позапрошлого лета в квартире мало что переменилось. Те же фальшивые джунгли и запыленные головы животных на стенах — Маринкин дед был таксидермистом.
— Не сердитесь на нас, Ильюша, пожалуйста, — мягко попросила Валерия Львовна. — Кто старое помянет… Мир, ладно?
— Идет, — уступил я.
Доброта, как ни странно, может являться следствием равнодушия. Когда люди тебе безразличны, необходимость пристрастного отношения к ним отпадает. Поэтому мы так часто ссоримся с близкими и остаемся вежливыми с малознакомыми людьми. К близкому человеку предъявляется больше требований. Маринкины же родители, я знал, были и останутся для меня чужими. С ними можно было и помириться. И столь же безболезненно поссориться. Их чувства не имели для меня никакого значения. Угадав момент, Слава наполнил рюмки.
— Давайте за мир, — предложила повеселевшая Валерия Львовна.
После третьей обстановка за столом разрядилась. Я увлекательно описал поиск клада на развалинах старинной часовни, затерянной в лесной глухомани Псковской области. Случилось это вскоре после развода. За тот клад я отсидел трешник, но по освобождении купил двухкомнатную квартиру, в которой сейчас и живу. Так что мой промысел мог быть весьма плодотворным. Все напряженно слушали занимательный рассказ о раскопках и были поражены перепитиями копательского бытия. За исключением разве что корефана. Слава за обе щеки уминал бутерброд с яйцом. Он был в курсе всех моих дел.
— Как я люблю подобные авантюры! — завороженно произнес Анатолий Георгиевич.
Надо заметить, что он был доктором физических наук, но после сокращения штатов в Технологическом институте оказался уволен с должности начальника лаборатории и последние годы кормился репетиторством, натаскивая по математике тупых абитуриентов. Неудивительно, что после таких пертурбаций в голове ученого стали роиться мечты о легком заработке. С голодухи станешь падким на любые аферы, а тут еще зять-археолог, сколотивший состояние на раскопках. Как не пойти на мировую с таким!
— Никто не лишен романтической жилки, — пожалел я тестя, распаленное воображение которого, судя по блестящим глазам, воссоздавало пленительную картину сказочных сокровищ, ждущих своего часа где-то глубоко под землей.
— Глупо спрашивать, но это правда, что археологам часто попадаются весьма ценные вещицы, которые они незаметно прибирают к рукам? — поинтересовался Анатолий Георгиевич.
Ксения фыркнула с таким пренебрежением, будто с раннего детства проводила дни на раскопках.
— Нет, — серьезно заявил я. — Далеко не часто и далеко не всем.
Лаконичность моего ответа объяснялась отсутствием исчерпывающей информации о предмете дискуссии. Не так уж много я знал подобных случаев, чтобы поголовно шельмовать рабочих археологических партий.
Об одной утечке мне поведал ныне покойный антикварный барыга Гоша Марков, хвастаясь своим новым
— Вероятно, таким же образом в тень уплыло множество подобных кладов, — предположил Анатолий Георгиевич, когда я поведал о смоленском леваке.
— Не исключено, — сдержанно отозвался я, с удовлетворением отметив, что Маринка больше не выглядит как побитая собака. Отношения с родителями налаживались, и она не чувствовала вины за нашу гоп-компанию.
— Давайте, мужественные мужчины, выпьем за вас, — поднялась Валерия Львовна, обводя нас испытующим взглядом.
Ждала, как отреагируем. Вели мы себя на редкость хорошо, что, видимо, настораживало.
Отреагировали положительно. Слава подтянул новую бутылку.
— Илья, — отставив рюмку, доверительно наклонился ко мне тесть. — Мариша рассказывала, что у вас в библиотеке есть много старинных книг…
Повеселевшие дамы заговорили о своем. Лишь Слава молчал, закусывая и делая вид, будто не интересуется их беседой. Сидел корефан слишком далеко от нас, и привлечь его к разговору не представлялось возможным.
— Есть, а что? — прикинул я, чего Маринка вчера могла наболтать. Получалось много, и я приготовился отвечать на самые каверзные вопросы.
— Да вот, просто хотел узнать… В связи с этим вы ведь, наверное, увлекаетесь всякими древними учениями, например каббалистикой?
— В какой-то мере, да, — изо всех сил избегая опрометчивых заявлений, отозвался я.
— Я тоже, по роду своей профессии, все-таки физмат за спиной, — похвастался Анатолий Георгиевич. — Вы имеете представление о нумерологии?
— В определенной степени.
— Наверное, больше как гуманитарий?
— В некотором роде, — я старался не задевать болезненного самолюбия, свойственного большинству представителей точных наук.
— Но немножечко в курсе?
— Так, самую малость.
В своих ответах я был сама осмотрительность.
— И как вы относитесь к каббализму имен?
— К Каббале, как к таковой, отношусь с почтением.
«Что мне твой физмат? — подумал я. Во мне проснулся историк. — Да, я гуманитарий, но разве от этого стал хуже? Как бы не так, уважаемый».
— Вообще-то Каббала Каббале рознь, — продолжил я, раз уж захотелось тестю помусолить сию тему. — Та, что была создана в Аквитании, сильно отличается от древнеиудейской, которая, в свою очередь, имеет мало общего с египетской инвариацией. А китайская Каббала, в силу совершенно иного мышления ее создателей, просто небо и земля по сравнению с ближневосточными аналогами, хотя принципиальной разницы меж ними нет, ибо суть их одна.