Кладоискатель и золото шаманов
Шрифт:
На рассвете я пробудился от леденящего озноба. Не спасал и мамонтовый свитер. Ночью я долго корчился от холода на жёсткой скамейке и заснул, подогнув колени к животу. Четвёртая по счёту ночёвка в спартанских условиях далась тяжело. Спину ломило, и дальше лежать, скорчившись в эмбриональной позе на узких досках с широкой щелью посередине, было невыносимо.
Кряхтя и постанывая, я спрыгнул с борта и наконец-то смог разогнуться.
– Ох-ох-ох, что ж я маленьким не сдох! – вырвался из груди крик души.
Размяв спину, я сорвал охапку листьев помягче и присел под кустом.
Было
Сначала я принял его за длинную чёрную собаку, но толстый пушистый хвост, который он держал на отлёте, как все лесные животные, разубедил меня в этом. Зоолог я никудышный, но росомаху определить сумел. Настоящую, живую, а не харги, к счастью, но тоже ничего хорошего. Зверь подходил всё ближе, ветер дул в мою сторону, донося его смрадный запах.
Процесс у меня уже пошёл, и я застыл, не зная, что делать. Кидаться с криком к машине было неразумно. Во-первых, со спущенными штанами я был как стреноженный конь; во-вторых, неизвестно, как росомаха отреагирует на убегающего. Вдруг, инстинкт сработает, примет за добычу, кинется вдогонку и покусает за голую жопу! Росомахи славятся своим злобным и подлым нравом. Недаром северные народы верят, что в росомах вселяются души особо вредных шаманов.
Зверь шёл прямо на меня, его уже можно было коснуться рукой. Я затаил дыхание. Хищник остановился, задрал голову и посмотрел прямо в душу. Морда у него была совсем не звериная, и всё из-за глаз. Я понял, что поверья не лгут – на меня смотрел Проскурин!
Лязгнув, открылась и громко хлопнула дверца «Урала». Вадик выбрался из кабины. Звук сорвал напряжение. Я громко вскрикнул и по-настоящему обосрался. Крик, вонь и появление постороннего вспугнули росомаху. Зверь отпрянул и метнулся прочь, неся свой хвост параллельно земле. Всё-таки росомахи бздиловатая порода. Правда, на моём примере схожее представление можно было составить и о человеке.
Чёрная шкура ещё мелькала среди деревьев, когда из кузова выпрыгнул Слава. Тяжело, гулко притопнул подошвами, приземлившись. Я пустил в ход листья и покинул укрытие, едва не ставшее ловшкой.
– Чего орёшь? – широко зевнул друган.
– Росомаху видел. Подошла вплотную, вот так, – показал я.
– Да ну?
– В самом деле! – страшные человеческие глаза лесного чудовища и острый частокол длинных жёлтых зубов всё ещё стояли перед моими глазами.
– А чё не сцапал?
– Это меня чуть не сцапали, – я никак не мог успокоиться.
– Чё не стрелял?
– Про пистолет я даже не вспомнил, – хмыкнул я, машинально поддёрнув штаны. Не осрамился хоть, и слава Богу!
Вадик сидел на подножке и задумчиво глядел в чащу.
– Как близко звери подходят, – изрёк он. – Совсем людей не боятся.
– Тайга, – напомнил я.
– Да тьфу на неё, – Слава бодро помочился на переднее колесо. – Скоро мы из тайги уедем!
– Хорошо бы, – задерживаться в лесах, где шастают звери, похожие на умерших врагов, не хотелось ни минуты.
Над головой захлопали
Облегчившись, Слава залез в кабину и стал прогревать движок. Мучимый болезненной слабостью Вадик поспешил присоединиться к нему и на какое-то время я остался один.
Я стоял, прислушиваясь к звукам пробуждающегося леса. Поднялся ветер и шумел в кронах сосен, словно море, катящееся ровными волнами на мягкий песок. Я попытался представить лазурную воду, блестящую мелкой рябью на жарком солнце, но дело не шло. Никак не удавалось оправиться от встречи с Проскуриным. Вернее, с очередной его ипостасью. Или чем-то другим, каким бы оно ни было.
Иллюзия безопасности рассеивалась довольно болезненно. В какой-то момент мы с компаньонами ощутили свободу от Мира Кровавой Реки. Теперь, когда Усть-Марья была далеко, а демонический зверь появился совсем рядом, я стал подозревать, что невозможно убежать от напасти, если тащишь её источник с собою. И ещё я решил по прибытии в Санкт-Петербург вплотную заняться изучением вырезанных на Вратах рисунков. Возможно, расшифровка пиктограммы даст немало полезной информации о харги и научит, как с ними бороться. Опыт показывал, что древние шаманы умели это делать успешно.
Я обернулся на негромкий треск. Мечты о курорте развеялись. В других обстоятельствах хрупнувшая под ногой веточка вряд ли была услышана за рёвом ураловского мотора, но теперь моё ухо ловило любой мелкий звук.
Позади меня стоял старик, настоящий эвенкский шаман: в расшитой кожаной бахромой и шнурками с костяными погремушками дохе, высокой меховой шапке и сапогах, похожих на виденные в устьмарьском музее. Плечи по-стариковски сутулились, руки свисали вперёд, словно крылья дохлой птицы.
С виду старец был не опасен, маленький, дряхлый, с тонкой морщинистой шеей, но его изуродованное лицо, вся левая часть которого представляла собой сплошной вдавленный шрам, если не внушало отвращение, то заставляло задуматься, какой заразой он переболел и как ухитрился выжить. Старик выглядел убогим, но перед ним я чувствовал слабость. И ещё – одиночество. Друзья не видели меня и не могли придти на помощь.
Эвенк не был похож на старца, пригрезившегося в часовне. Он не был связан с восхитительным золотым светом, но и не имел ничего общего с красным туманом харги. Он был совершенно иным, однако столь же потусторонним.
Я понял, что должен его выслушать.
– Тайхнгад! – прокаркал древний шаман.
Часть 3 Полковнику никто не кнокает [17]
9
Летящий с кухни сквознячок овевал щёки чадом горелого сала. Навстречу смраду в распахнутое окно влетали слова русского шансона из соседней квартиры. Борин отец-алкоголик слушал своё любимое радио. Неведомый гитарист пел о том, что жизнь удалась и он с друзьями хорошо сидит, особо отмечая, что сидят они «не в шерсти, но в шоколаде». Под этот дебильный аккомпанемент в детском саду галдели малыши. Наверное, водили хоровод под блатняк, сызмальства привыкая к тюремной тематике.