Клады великой Сибири
Шрифт:
Тогда он тихо высвободился из-под нее, сел на землю и сгибом правой руки обнял ее за шею, поддерживая ей плечи.
– Вера Николаевна, очнитесь!.. Мы спасены! – снова тихо проговорил он, не отрывая от нее взора.
Молодая девушка тихо открыла глаза.
Ей было так хорошо, так уютно и тепло сидеть в объятиях этого сильного, мужественного человека.
И вдруг в ее мозгу пронеслось сознание,
Но странно! Ни тени страха не чувствовала она в своем сердце.
Наоборот, несмотря на ужас положения, несмотря на то, что воздушный корабль с ее отцом и остальными друзьями умчался неизвестно куда, все ее существо трепетало от ощущения незнакомого до сих пор ей чувства и сознание счастья наполняло ее сердце.
А он продолжал держать ее, как маленького ребенка, в своих крепких объятиях, низко склонившись над ней, глядя прямо ей в глаза горячим любящим взором.
И ее глаза ответили ему тем же.
Белые, чудные руки медленно поднялись к его шее, которая, вздрогнув, склонилась еще ниже.
И первый долгий, полный любви поцелуй прозвучал среди тьмы и рева урагана.
– О, как безумно люблю я тебя, моя маленькая крошка! – тихо и страстно прошептал Верлов.
Вместо ответа молодая девушка крепко и доверчиво прижалась к его груди.
– Не бойся, я отдам свою жизнь, но ты не погибнешь! – успокаивал он ее. – Они не должны быть далеко отсюда. Самое большее – корабль потерпел аварию в нескольких сотнях саженей отсюда, и нам завтра придется приняться за работу и постараться в том, чтобы местные жители не открыли нашего присутствия. Но… погоди!
Верлов замолк и стал прислушиваться.
Да, не могло быть сомнения в том, что до них сквозь рев ветра доносились человеческие голоса.
Собрав всю силу своих легких, Верлов закричал:
– Сю-да-а!
С каждой минутой голоса становились ближе.
И наконец, Вера Николаевна и Верлов явственно различили голоса Суравина и Бромберга, окликавших их.
Вера Николаевна быстро вскочила на ноги и схватила Верлова за руку.
– Ради бога… пока не говорите ничего! – шепнула она, наклоняясь к его уху.
– Хорошо! – ответил Верлов, отвечая на крепкое рукопожатие.
–
В темноте показался силуэт Суравина, и дочь с отцом бросились на шею друг другу.
Между тем Бромберг горячо тряс руку Верлова.
– Как я рад, как счастлив, что вижу вас невредимыми! – восклицал он. – Ведь это – верх героизма!
Несколько минут длились благодарности и взаимные поздравления с избавлением от висевшей у всех над головами смерти.
– Но наш корабль?! – заволновался вдруг Верлов.
– О, никаких особенных повреждений! – успокоил Бромберг. – Порвано одно крыло длинное и немного попорчено левое винтовое; кроме того, ураган, может быть, сделал кое-какие мелкие повреждения, но их в темноте незаметно, и мы отложили детальный осмотр на утро. Полагаю, что мы сможем починиться в полдня, так как запасные части у меня имеются в полном комплекте.
– Гм… не совсем утешительно! – пробормотал Верлов. – Как бы не пришлось засесть на несколько дней! Ну да черт с ним, слезами горю не поможешь!
Разговаривая таким образом, они подошли к воздушному кораблю, опустившемуся на землю в двухстах саженях от того места, где упали Вера Николаевна и Верлов.
Чи-Най-Чанг выскочил им навстречу.
Радости старика-китайца не было конца, и он бурно обнаруживал ее по-своему разными приседаниями, жестами и восклицаниями.
XII. Погоня
Нападение на храм поставило на ноги весь город Чжан-Ша.
Исчезновение копыта у лошади духа зла объяснялось то наказанием Будды, то местью дракона, но в самом способе похищения все видели чудо, до сих пор неведомое Китаю.
Бонзы храма воспользовались случаем, чтобы запугать народ, и дикие китайцы, боясь неведомой грозы, усердно тащили им свои пожертвования.
Так продолжалось несколько дней.
Но вот однажды к воротам Чжан-Шаской кумирни подскакал всадник на взмыленной лошади.
Это был бонза Лиу-Пин-Юнг, скакавший без устали дни и ночи верхом от самого Лунь-Аня.
Богатый бонза был хорошо известен не только в своей провинции Сы-Чуан, но и в соседних провинциях – Гуй-Чжоу и Ху-Нан.
Конец ознакомительного фрагмента.