Клан двурогих
Шрифт:
– Знаю, знаю, – засмеялась Ингерна, – а суранцы проиграли войну, потому что пользовались духами. А еще они брили бороды вместо того, чтобы зарастать щетиной до самых бровей и пугать своим видом женщин.
– Гуярок бородой не испугаешь, – усмехнулся Леир.
– Ты же собираешься жениться не на гуярке. Видела я эту Хельгу Хилурдскую в Нотенбурге четыре года назад. Тогда она была дурой, кривлякой и плаксой. Будем надеяться, что с тех пор она поумнела. Тебе нужно непременно заняться своей внешностью, если уж ты всерьез собрался покорить сердце молоденькой красавицы. Бери пример с лэндских
Благородный Леир искоса оглядел себя в зеркале. Глупо, конечно, но уж слишком велик был соблазн. Для своих сорока пяти лет выглядел он неплохо. Не растолстел за последние спокойные годы, не потерял зубы и волосы. Пожалуй, он не слишком изменился с тех пор, когда сопливым мальчишкой добивался любви матери Ингерны, которая в те годы была недурна собой и кружила головы многим гуярам. Хорошие были времена, но будем надеяться, что и в нынешних отыщется своя прелесть. В одном, пожалуй, права Ингерна, бороду следует укоротить, уж слишком она старит благородного Леира. А что касается ковров, то он охотно возместит дочери понесенные убытки.
– Дело не в коврах, – раздраженно махнула рукой Ингерна, – ты сидишь медведем в своей берлоге, в этом ужасном замке, тогда как другие гуярские короли строят прекрасные дворцы. Куда ты повезешь после венчания прекрасную Хельгу?
Отповедь дочери позабавила благородного Леира. Но кое в чем она была права – уж коли задумал жениться, то без приличного дома здесь в Хальцбурге не обойтись.
– Я получила письмо от Урсулы, дочери почтенного Гилроя, короля эбораков. Эбораки опять что-то не поделили с кимбелинами, и ее свадьба с Морведом откладывается. Почтенный Рикульф, король Гитардии, похоже, не успокоится, пока не перессорит всех гуярских королей и вождей между собой.
Благородный Леир был слегка удивлен осведомленностью дочери в суранских делах. Впрочем, Ингерна удивляла отца не впервые, а что касается Урсулы, то она права: именно Рикульф натравливает Морведа на эбораков, ослабляя и тех и других.
– Кто привез тебе это письмо?
– Один очень любезный молодой суранец, художник, он подрядился расписать стены моего дворца.
– А зачем разрисовывать стены и выписывать для этого человека аж из Сурана?
– Неужели ты не видел роспись на стенах дворцов почтенного Рикульфа?
Честно говоря, благородный Леир никогда не обращал внимание на подобную ерунду. Расписанные стены он видел только в церкви да и то мельком. Даже для общения с богом киммаркскому королю не хватало времени. Ну да бог простит.
– Хотел бы я взглянуть на этого суранского мазилу.
– Он художник и уже приступил к работе, – поправила отца Ингерна. – Можешь взглянуть.
Суранский мазила не понравился киммаркскому королю с первого взгляда. Пожалуй, ему не было еще и двадцати пяти лет. Широкоплечий, с гладко выбритым лицом, голубыми глазами и светлой вьющейся шевелюрой. Благоухал он как цветочная клумба. Уж не потому ли Ингерне так не понравилась борода отца?
– Бьерн, – назвал себя суранец и поклонился, нельзя сказать, что развязно,
– Имя не суранское, – холодно заметил Леир.
– Мой отец пришел в Суран с дружиной ярла Хаарского.
– Это тот самый ярл, который ходил походом в землю Хун?
Суранец с готовностью кивнул головой:
– Мой отец тоже участвовал в том походе.
– Почему ты мне об этом ничего не рассказывал, – неожиданно обиделась на суранца Ингерна.
– Ты не спрашивала меня о стране Хун, благородная госпожа.
Этот неуместный спор покоробил Леира. Конечно, Ингерна девушка умная и гордая, но ветерок у нее в голове гуляет, того и гляди подхватит подол юбки, и тогда хлопот срама не оберешься. Черт принес в Киммаркию этого смазливого молодчика.
– Как долго ты собираешься расписывать дом?
– Думаю, месяца за три управимся. Со мной два моих брата, они помогут.
– Ну что ж, мазила, показывай свою работу.
Ингерна, конечно, морщится. Благородный Леир и пахнет не как цветочная клумба и выражается не лучше, чем грубый вояка в хальбуржском кабаке, но зато он король и гуяр. А это желторотый суранский цыпленок не более чем раб, забавная игрушка, которую в случае необходимости можно сломать. Ингерне следует усвоить эту истину как можно тверже.
– Что за птицы?
– Это райские птицы.
– Я не про твою мазню спрашиваю, суранец, а про тех молодцов, что сидят под потолком на насесте.
– Мои братья – Оттар и Рагнвальд.
Похожи эти братья были друг на друга, как две капли воды. Господь иногда бывает очень уж щедр к недостойным: этому лэндскому наемнику повезло на сыновей. Волосы у близнецов потемнее, чем у старшего брата и глаза карие, но сходство несомненное. И малюют они изрядно. Кому только нужна эта мазня? Разве что девкам, вроде Ингерны, одуревшим от безделья и скуки.
– Ну и как? – Ингерна с любопытством посмотрела на отца.
– Молодцы хоть куда, – мрачно буркнул Леир, возвращаясь к своему креслу.
– Я про роспись, – недовольно фыркнула девушка.
– А этот Бьерн…
– Перестань, – рассердилась Ингерна, – я не забыла, чьей дочерью являюсь.
Хорошо если так. Благородный Леир повеселел. Действительно, черт знает что иногда лезет в голову: его дочь и этот мазилка, разве можно их даже рядом поставить, а уж тем более положить. Но жениха ей все-таки придется подыскать, да сплавить побыстрее с рук, от греха подальше. Девка прямо жаром пышет.
– Так будешь строить дом или нет?
– Буду, – решительно кивнул головой Леир, – и не хуже, чем у благородного Седрика.
Ингерна захлопала в ладоши. А благородный Леир тут же пожалел о сказанном. Такой дворец будет стоить кучу золота, а в киммаркской казне хоть шаром покати.
– Займи у аквилонцев, – настаивала дочь.
С уважаемыми торговцами только свяжись, враз без штанов останешься. С чего это им так загорелось женить благородного Леира на девице Хилурдской? Наверняка благородный Гольфдан что-то им обещал, даром они и пальцем не шевельнули бы. А вот от Леира они гроша ломанного не получат, скорее уж наоборот: раз аквилонцам выгоден этот брак, то пусть раскошелятся на дворец для киммаркской королевы.