Клан голубых кошек. Трилогия

Осетина Эльвира

На пятом ударе я попыталась дернуться и повалиться на бок, избегая болезненных ощущений, но Сарид, тут же придержал меня за мои связанные руки, вздернул их вверх. Я услышала хруст и поняла, что теперь болит не только попа, но и оба плеча. А Сарид продолжил свои хлесткие удары. Он чередовал их, обжигая болью то одну то вторую ягодицу, и я уже не помню на каком ударе, но все же заскулила. Мой разум все еще сопротивлялся осознанию, того, что сейчас мне делал больно единственное любимое существо в этом мире. Да и во всей, пожалуй, жизни. Где-то примерно на семнадцатом ударе я заплакала.

Слезы покатились ручьем из моих глаз. Но это были не слезы боли, это было осознание, осознание того, что тот, кого я боготворила, кого безумно любила, сейчас приносил мне самую настоящую боль. И за что? За то, что не поверил? Это же так не справедливо!

Последние удары были самыми болезненными. Но физическая боль была не что по сравнению с душевной.

Когда он прекратил меня бить и вынул кляп, мой глупый разум все еще цеплялся за веру в то, что Сарид сейчас начнет извиняться передо мной, что он раскаялся и понял, что просто поступил так из-за того, что разозлился, однако я услышала совсем другое.

– Ну что Элла, теперь ты готова, считать удары и просить каждый следующий?

Его голос был до отвращения тих и спокоен. Он даже не запыхался, словно мы только что вели неспешную беседу за чашкой чая, а Сарид решил спросить: "Какая сегодня погода?".

– Элла, я не слышу тебя.

Он держал перед моими глазами в своих руках мои трусики, которые вытащил у меня изо рта и смотрел, ожидая чего? Моего согласия?

– Что ж, видимо твое воспитание придется продолжить.

И он вновь засунул мне мои же трусики в рот.

На этот раз я ощутила самую настоящую агонию, от которой зашумело в голове. Каждый удар был не просто болезненным, это было то, чего я уже практически не понимала. И он не останавливался, бил и бил, хлестко, размеренно, кончиком пальцев. Кляп не давал мне кричать, получался лишь стон. Я потерялась в болезненных ощущениях, в голове шумело, и я уже не понимала, что вообще происходит.

Даже не сообразила, когда удары прекратились, потому что, кажется, в тот момент просто отключилась.

Но на этом мои мучения не прекратились.

Очнулась я от дикой боли. Он даже не стал меня развязывать, а просто вошел в другое отверстия. Безо всякого растяжения или смазки. Он придавливал мою шею к кровати и насаживался с силой. Мне казалось, что я отключилась несколько раз, а потом вновь приходила в себя и опять от боли и собственных криков. Так как кляпа уже не было.

Когда же он все же кончил. Я вообще уже не чувствовала на себе живого места. В голове шумело, перед глазами плавали черные точки.

А затем я вновь услышала его голос.

– Ну что? Начнем сначала? Ты будешь считать, и молить меня о прощении?

И я закивала головой. Не было уже ничего: ни меня, ни моей гордости, было лишь желание прекратить эту боль раз и навсегда.

И я считала, и просила каждый удар, а затем стояла на коленях из последних сил и молила о прощении, стараясь изобразить искренность. Я даже не подозревала о таких своих артистических талантах. Но в тот момент я мечтала лишь ободном: чтобы Сарид ушел, чтобы прекратил и оставил меня в покое!

А он сидел расслабленно

в кресле, и попивал кокой-то напиток. Он уже не был для меня Саридом, он был хозяином, и обращаться к нему я могла исключительно на вы. Перед уходом, когда я все еще стояла на коленях, так как разрешения встать не было, он надел на меня другие браслеты, на руки и ноги.

– С этими браслетами тебе из комнаты запрещено выходить. Пока я не решу, что ты этого достойна. Урок ты сегодня усвоила, но нужно будет закрепить.

Я рассматривала узоры на ковре, а в голове моей была какая-то странная пустота и холод. Когда он, наконец, ушел, единственное на что я была способна, так это добраться до кровати, залезть на нее и свернуться калачиком, уставившись на стены.

***

Я лежала на кровати и рассматривала узоры на стене. В голове роилась тысяча и одна мысль. Они то появлялись, то ускользали, усилием воли, я пыталась заглушить крутящиеся картинки прошлого дня в моей голове, но ничего не получалось. Не хотелось, не думать, не вспоминать о том, что произошло вчера. Но, к сожалению, боль во всем теле, ссадины на спине и ягодицах и жжение между ног, не давали мне забыть… Забыть, что Сэя больше не существует. То существо, что издевалось и мучило меня в течение всего дня это не Сэй! Оно не могло быть им!

Наверное, так мне было легче. Ведь легче думать и знать, что любимого больше не существует, что он исчез? Потому как поверить в то, что тот, кого ты любила больше всего на свете, способен принести столько боли? Нет! Его душа исчезла!

Я зажмурилась, и слезы опять потекли по моему лицу. Как назло в голове постоянно крутились воспоминания вчерашнего дня.

Если бы я не убрала мой альбом? Если бы он не увидел эти рисунки? Он бы не сделал мне больно?

Ну, давай Элла, еще найди ему оправдания какие-нибудь, себя обвини в случившемся!

Он сделал это и ни капельки не раскаялся. В его глазах было лишь это холодное яркое солнце и все! Хуже того, он еще и возбуждался при этом. Я же видела, что с ним происходило. Видела и все понимала! И от этого мне становилось все больнее и больнее. И даже физическая боль была ничто по сравнению с душевной.

Я закрыла лицо руками. Как же сделать так, чтобы воспоминания исчезли? Как же все вернуть? Как вернуть моего любимого эльфа, и возможно ли это сделать? И даже если он вернется смогу ли я ему простить то, что он сделал когда-нибудь?

Да и что вообще будет с моей жизнью дальше? Ведь Сэйя больше нет… Даже два с половиной года назад, когда я попала в этот мир, я и то не чувствовала такую подавленность, растерянность и одиночество, как сейчас. Ведь тогда я еще не знала, что значит полюбить, а потом потерять…

Новые магические браслеты, что Сарид надел мне вчера, на предплечья и лодыжки звякнули друг об друга, когда я немного пошевелилась, и от этого звука мне стало еще противней на душе. Воспоминания не отпускали. Его отточенные команды, его абсолютное спокойствие, его дрессировка. Я чувствовала себя собакой. В жизни не испытывала худшего унижения. Даже когда продавали на рынке среди рабов, и то не ощущала себя настолько гадко.