Клановое проклятие

Ковальчук Игорь

Конечно, еще великолепнее были дамы. Длинные шлейфы их платьев, каждое из которых стоило уж никак не меньше годового дохода с хорошего графства, свисали почти до земли или укрывали круп лошади вместе с длинным хвостом. Они походили на дивных райских птиц, но даже на их фоне Катрина выделялась. Не могла не выделяться – все должны были издалека понять, кто из всех этих дам является супругой нового властителя. Словно невеста, она была облачена во все белое. Белоснежная парча, затканная серебром и еще к тому же расшитая драгоценными камнями и золотом, ложилась жесткими складками. Верхом на своей прелестной кобылке Катрина напоминала фею из сказки.

В процессии она

занимала место позади мужа, на некотором расстоянии от него, и ее окружали десять женщин в мундирах дворцовой гвардии – лучшие воительницы Провала, бывшие рабыни-гладиаторши, купленные в каком-то из соседних миров. В Провале женщин сражаться не учили. Никогда. Но телохранительницы для супруги правителя и самых знатных дам Провала требовались, просто неприлично считалось допускать в их покои мужчин – какой разумный и строгий муж на это пойдет? Но, к счастью, все недостающее можно было прикупить по соседству, в мирах, где женщины занимали несколько иное положение в обществе.

Дальше потянулись остальные сопровождающие. Столпившиеся на улицах простолюдины с восторгом и завистью разглядывали великолепных коней, роскошные одежды, о которых им даже мечтать нельзя было, драгоценности… Они собирались на улицах с ночи, терпеливо топтались на холоде и спорили из-за удобного места, и вовсе не потому, что рассчитывали на щедрую милостыню. То есть, конечно, на милостыню они тоже рассчитывали, но не так, чтобы очень. Больше всего они желали просто взглянуть на чужое богатство – это одно было для них отличным развлечением.

От милостыни они, конечно, не отказывались, если уж та им перепадала.

У величественного, беломраморного храма, где уже не первую сотню лет совершались церемонии коронации и бракосочетания правителей Провала, Руин соскочил с коня и сам, не позволив никому, снял с седла Катрину. Он же повел ее в храм, нарушая все традиции. Нарушение, впрочем, было простительным, распорядитель торжеств не счел нужным вмешиваться. На широких ступенях Арман остановился, обернулся… Храм когда-то построили на высоком холме, таком же, как тот, что стал фундаментом для дворца. Получалось, что весь город как бы лежал в ложбине между храмом и дворцом, и с широкой и длинной храмовой лестницы была видна изрядная его часть.

В городе не строили домов выше пяти этажей, и в основном из того же камня, который добывали в ближайших каменоломнях, который был тут повсюду. И теперь, рассматривая столицу, Руин видел ее совсем иначе, чем прежде, когда жил здесь. К мысли, что все это вот-вот будет принадлежать ему всецело, нужно было привыкать постепенно. Ведь это не только право – это и целый букет обязанностей, которые придется тащить на своих плечах, как мешок картошки.

Задержку приняли с пониманием – мол, принц хочет еще разок показать себя народу – и народ ответил ему рукоплесканиями. В дверях храма, широких, как ворота, где три подводы разъедутся, если надо, Арман снова задержался, но уже по протоколу. Поскольку церемония была длительной и по древней традиции обязана была совершаться публично, то и начиналась она именно здесь, на пороге. Очень длинно и томительно одна церемония сменялась другой – он терпеливо поворачивался, поднимал и опускал руки, отвечал на вопросы и сам задавал их – положенные формулы пришлось затвердить заранее.

Потом наконец прошли в храм, и за ними, словно овцы за пастухом, в объемистое чрево старого здания втянулись и придворные, все те, кто имел право присутствовать внутри. Там, у ступеней трона, где Руин уже почти стал властителем, только короной еще не была увенчана его голова, распорядитель шепнул Катрине опуститься на колени.

Она

удивленно взглянула на мужа – только его мнение здесь имело для нее вес. Супруг смотрел спокойно и бесстрастно, так же, как это получалось у него в последнее время чаще всего. Он будто бы ей оставлял решать – хочет ли она играть в эту игру по местным традициям или же нет. Тонкие губы молодой женщины тронула улыбка. А распорядитель уже торопился подставить ей локоть, решив, что беременной женщине просто трудно опускаться на пол.

Катрина аккуратно преклонила колени и замерла, ожидая, что будет дальше. Вслед за нею то же самое сделали и все дамы в храме, а мужчины торопливо поснимали береты и шляпы. Первосвященник вынес из залы святая святых венец правителя на бархатной подушечке, за ним двое маститых священников несли меч и перстень. Все это были регалии, которые когда-то носил и Арман-Улл, и Улл-Нэргино, и многие их предки. Руин спокойно и очень напряженно посмотрел на них. Ему показалось, что в лицо буквально на миг ударил аромат корицы – любимый запах Армана-Улла. Запах, который его сын ненавидел всю свою жизнь.

К счастью, впечатление длилось недолго. Арман прикрыл глаза, и потому не увидел, а только ощутил, как его лба коснулся холодный и тяжелый ободок. Корона была выполнена из тонких, затейливо переплетенных полосок белого золота, усаженных искристыми драгоценными камнями, с десятком остреньких выступов по верхней части обруча. Хотя золото – очень мягкий металл, ободок почти не пострадал, не стерся, не истончился – его защищала магия. Очень много магии было и в перстне. Именно этот перстень был на пальце у Армана-Улла, когда Руин схватился с ним и едва не погиб. Того, у кого на руке этот перстень, очень сложно одолеть в прямом магическом поединке. К тому же кольцо было связано с дворцовым магическим источником и оттуда черпало энергию. А это означало фактически черпать из бездонного озера.

Мечом Руина опоясал сам первосвященник (он же снял с пояса нового правителя прежний меч, и тот был немедленно унесен). Магии в клинке было немного, зато эта регалия считалась самой древней. Едва все пряжки были застегнуты, знать ответила первосвященнику и новому властителю приветственными криками, а дамы поднялись с колен. Катрина тоже попыталась подняться, но распорядитель удержал ее за плечо.

Арман сам подал жене руку. Он не стал короновать ее коленопреклоненной, хотя существовавший в истории Провала прецедент требовал именно этого, и не стал пользоваться для того малой короной, в которой супруга властителя должна была появляться на людях – регалия тоже древняя, но не обладающая тем священным значением, как мужской венец. Он снял с себя корону и под речитатив, читаемый хором на старом, давно вышедшем из обихода провальском языке, под ропот толпы возложил ее на голову супруге.

Катрина смотрела спокойно. Она не знала, что ради того, чтобы не унижать ее в глазах подданных, как это было принято, супруг нарушил традиции и даже прямой закон. Его жест, по логике вещей, делал женщину равной ему по правам на трон. Именно этого, собственно, Руин и добивался.

Церемония бракосочетания и вовсе получилась короткой. Ошеломленный поступком властителя первосвященник не стал затягивать, он вскоре соединил руки супругов, и новоявленной властительнице снова пришлось опуститься на колени, чтобы получить из рук мужа три оправленные в золото рубина, символизирующие те богатства, которые он должен дать ей и ее детям. Распорядитель торжества вовремя подставил молодой женщине локоть, но Арман и здесь распорядился сам. Он решительно поднял супругу с пола и прижал к себе.