Кланы Америки. Опыт геополитической оперативной аналитики
Шрифт:
Владимир Путин в самом деле воспользовался антитеррористическим угаром после событий 11 сентября 2001 года для оправдания жестких действий на Северном Кавказе. Нельзя сказать, однако, чтобы республиканцев-экспансионистов вполне устраивало это оправдание. Если в Европе сопли над ичкерийцами проливали в три ручья преимущественно интеллектуалы с левой репутацией (как то Андре Глюксман или Мари Бросю), то в Америке чеченскому сепаратизму сочувствовали как раз правые – в лице Jamestown Foundation или Комитета за свободную Чечню.
У того же Глюксмана и того же Jamestown по понятным соображениям отношение к сепаратизму в Грузии было диаметрально отношению к сепаратизму в России. И
Газету «Известия» уже опровергают: дескать, ее источники специально муссируют тему, чтобы дискредитировать сугубо научный и неполитизированный Кавказский фонд, который всего-то налаживает грузино-дагестанские культурные связи, причем под эгидой Патриарха Илии. Однако мотивация старшего Царнаева от этого лишь больше запутывается: что ему за интерес в культурном наследии грузинского православия, если он радикальный исламист?
Впрочем, и без этой детали старания американского медиа-мэйнстрима создать вокруг оперативно ликвидированного исполнителя ореол агента «Аль-Каиды» проваливаются по всем статьям. Из мешка этой версии торчит шило русского паспорта, сыплется марихуана, которой, по показаниям соседей, провоняло все жилище двух братьев, вываливаются кастрюльки, похожие на пояс шахида только своей круглостью и более ничем. Никак не вмещается в нее интерес Тамерлана к анархистскому порталу «Черное знамя», равно как и таланты имама Миши – который, по словам дяди братьев-бомбистов, поведал им о своем умении общаться с демонами и изгонять злых духов.
Сведения об «имаме Мише», четыре года формировавшем анархо-мистическое умонастроение братьев, сильно подкузьмили Джону Керри: он-то настаивал, что братья Царнаевы радикализировались в результате поездки в Чечню, то есть стали бомбистами в результате некоего кавказского влияния. Что как раз не противоречило инициативе республиканцев квалифицировать братьев как foreign combatants, то есть как иностранных наперсников террора.
Получается, что Керри гнет одну линию, а следствие – другую. Выявляются и еще две альтернативных линии – израильская и нью-йоркская.
Согласно первой из них, братья принадлежали-таки к Дагестанскому имарату и были охвачены идеями всемирного халифата и уничтожения Израиля (а не Бостона). В Вашингтоне ее транслирует Филипп Мадд, создатель антитеррористического спецподразделения ЦРУ в Афганистане, а затем замглавы ФБР, а в Москве – публицист Юлия Латынина. Озвученная запись телефонного разговора Тамерлана с мамой льет воду на эту мельницу: оказывается, юноша собирался в Палестину.
Версия главы полиции Нью-Йорка Рэймонда Келли не глобализировала масштабы террористических замыслов Тамерлана, а напротив, локализировала. Он утверждал, что преступные намерения ограничивались бостонским марафоном, а в Нью-Йорк братья собирались на вечеринку, а вовсе не для террора. В тот же день следствие, поднатужившись, выбило из Джохара показания о том, что в Нью-Йорке, а именно на Таймс-сквер, братья задумали подорвать очередную скороварку – и следовательно, погоня с перестрелкой была вовсе не напрасным трудом. А Рэймонд Келли оскандалился.
Так что же в конце концов было мишенью – Бостон с его Гарвардским и Тафтовским университетами, Нью-Йорк с его недостроенной мечетью в память о погибших 9/11 мусульманах, христианская цивилизация, Израиль или отдельно взятые политические карьеры в Америке и заодно в Грузии?
Колониально мыслящее медиа-сословие изменчиво как хамелеон и чутко как лакмусовая бумажка. На гостелеканале «Россия-24» освещению «бостонской драмы 15 апреля» было уделено почти
Государственный по форме собственности и колониальный по способу мышления телеканал донес до аудитории не масштаб ужаса, а степень актуальности бостонского эпизода в американском внутриполитическом контексте. Этот контекст в самом деле весьма сложен, ибо к бюджетным и оружейным спорам двух партий примешивается клановый конфликт внутри Демпартии.
Как мы уже рассказывали, команда вице-президента Джозефа Байдена, нового госсекретаря Джона Керри и главы ФБР Роберта Мюллера, которую на уровне Совета по международным отношениям поддерживали Лесли Гелб и Томас Пикеринг, изначально была ориентирована на мирную демократизацию Ирана и фрагментацию Турции и опиралась на многочисленные антитурецкие этнические лобби. В то же время в Сирии эта команда делала ставку на франко-саудовскую «ось», персонифицируемую семейством Тласс и принцем Бандаром бен Султаном.
Мобилизованные Хиллари Клинтон инициаторы «арабской весны», включая специалистов по «культурной трансформации» из Тафтского университета и интернет-стратегов из Беркмановского центра Гарварда, делали ставку на Катар, где много лет усилиями RAND Corp., Brookings и Джорджтаунского университета налаживался диалог с мэйнстримными арабскими партиями ихванского направления («Братьями-мусульманами»), и на единую Турцию.
Франко-саудовская и катарско-турецкая стратегии столкнулись между собой не только в Сирии, где местные ихваны были расколоты и слабы, но и в Ливии, и на Балканах, и в Закавказье (например, Лесли Гелб накануне парламентских выборов в Грузии вошел в совет директоров телеканала TV9, обслуживавшего Бориса Иванишвили), и, само собой, в Афганистане, где этот межклановый конфликт, собственно, и зародился.
В марте, одновременно с кипрской проблемой, также весьма актуальной для соперников, возник дополнительный повод для элитного беспокойства в США: завершался срок полномочий Роберта Мюллера (однокурсника Джона Керри и разоблачителя партнеров «Братьев-мусульман» в США). Газета Washington Post, вместе с журналом Foreign Policy активно пиарившая Джона Керри в 2012 году, сообщила широкой аудитории, что наибольшие шансы на пост главы ФБР имеет Лайза Монако – в прошлом эксперт Комиссии по судебным вопросам Сената (под тогдашним председательством Джозефа Байдена), экс-глава аппарата Роберта Мюллера, а ныне – заместитель советника президента по национальной безопасности, отвечающая за контртерроризм.
Ответ на вопрос «кому не выгодно?» начинается с перечня лиц, которым после бостонского теракта пришлось каяться в провале. Это были три человека – сам Мюллер, Лайза Монако и секретарь по внутренней безопасности Джанет Наполитано.
Удар, таким образом, пришелся по преемнице Роберта Мюллера, которую уже начали пиарить как будущую первую женщину во главе ФБР. Примечательно, что в дискуссии о бостонском теракте засветились по меньшей мере два имени ее конкурентов. Это Рэймонд Келли, живущий в Нью-Йорке, но входящий в состав Гарвардского клуба, суть его месседжа состояла в том, что он контролирует нью-йоркскую ситуацию; и Филипп Мадд, республиканец и экс-исполнительный директор департамента внутренней безопасности ФБР.