Клариса. По ту сторону холста
Шрифт:
– Да. Я и в правду испугалась. Только вот потом. И именно всего этого. А еще, что меня сочтут сумасшедшей.
– Вот говорил я, что нельзя так с переселенцами. Не все они опасны. А мы всех под одну гребенку… А теперь у девочки куча надуманных страхов. Можно же как-то помягче, – возмутился мой куратор.
– Так что там с магическим всплеском? – Вернула я его к интересующей меня теме.
– Пошли. Нам нужно спуститься вниз в лавку, и ты должна встать на то же место, где это случилось в первый раз, – сказал он, поднимаясь и направляясь к выходу.
Мы с мэтром переглянулись и устремились за ним
– Скажи-ка мне, Клари, а ты с тех пор дотрагивалась до картин? Не просто за раму, а за живописный слой?
– Нет. Мало ли, что может произойти. – И я даже замотала головой для пущей убедительности. – Мне нравится этот мир. И я не хочу его на что-то менять. Или возвращаться назад домой. Это только Элли с Тотошкой хотели домой из волшебной страны. Она была маленькой девочкой и логично, что она хотела к маме. А мне тут нравится.
– Кто такая Элли с Тотошкой? – Оживился мэтр. Была у него слабость к детским волшебным сказкам. Вот у этого большого, любившего жену и вкусно поесть, человека была целая коллекция детских книжек, которые он увлечённо собирал.
– Я потом вам расскажу, мэтр. Это надолго, –утешила я начальника.
– Вот. Нашел. – Вдруг сказал Дрейм и протянул мне небольшую картину. – Это портрет, как видишь. И должен по идее вызывать у тебя меньше страхов, так как ко всему прочему является трони. А это, согласись, вообще не страшно. Но чтобы еще больше тебя успокоить я скажу, что никогда еще никто не перемещался от нас назад. И тебе с огромной долей вероятности ничего не грозит. Смело бери.
– Да. У нас тоже называют трони маленькие портреты по плечи. Они и в самом деле нестрашные. – Я улыбнулась и взяла небольшую картину в резной раме.
– Ой. Это же Ян Вермеер? Только у нас на девушке жемчужная сережка. А тут целое ожерелье. Впрочем, я читала, что, возможно, краски выцвели, и эта жемчужина являлась застежкой – как здесь на ожерелье. Это портрет дочери художника. И еще фон у картины был не черный как сейчас, а вот именно как у вас штора или портьера.
– Хм. Никогда не задумывался. Но у нас автора зовут Йохан Меер. И да, картина весьма известна. Давай, теперь встань вот на это место, где ты первый раз ощутила магию. И постарайся, дотронувшись до картины, как бы заглянуть внутрь нее под слой краски? Просто попробуй и почувствуй её. Девушку, художника, портрет. Давай.
Я встала, как он сказал, и осторожно провела подушечками пальцев по картине. По синему насыщенному оттенками тюрбану на ее головке. По ожерелью на шее и, наконец, дошла до того места, где у нас была нарисована сережка, а здесь красовался замочек от ожерелья. Тут меня и накрыло. Только вот человек, который передо мной появился, совсем не походил на художника, нарисовавшего картину в моем представлении. Он был страшно толст. Просто ужасно. В одной руке он держал бутерброд с любимым и популярным здесь копченым мясом, а в другой – кисточку. Этой кисточкой он и рисовал на картине, что я держала в руках. Уже было видно
Я даже слегка покачнулась. Так все было реалистично. Сегодня я не боялась и смогла гораздо лучше все рассмотреть. И видение было ярче, четче. Я и в самом деле почувствовала запах чеснока от бутерброда художника. И я расстроилась. Не сработало. Чушь какая-то. Не может великий Ян Вермеер быть этим противным толстяком. Есть ведь версия, что он пользовался специальными зеркалами для того, чтобы точнее понять свет и тень. А у этого лицо было явно не отягощено печатью интеллекта.
Увидев мою расстроенную мордашку, мэтр Липринор запричитал:
– Ну что ты, девочка. Клари, не расстраивайся. Попробуешь еще раз. Может завтра получится?
– Подожди, Вась. Я четко ощутил всплеск магии. Ну-ка, давай, рассказывай. Но сначала давай вернемся в гостиную. Лучше слушать сидя и с рюмочкой наливки. А тебе нельзя. Ты же помнишь?
– Вот что за дурацкая идея-то? Я взрослая. Я большая и самостоятельная.
– Угу. Только вот комиссия установила, что тебе девятнадцать. И это, на мой взгляд, тебе сильно прибавили. И документы у тебя именно на этот возраст. Так что пить тебе еще долго будет нельзя.
Он был прав. Неска, девушка по-нашему, не имела право употреблять алкоголь, пока ей не исполнится двадцать пять лет. Газтер или юноша не имел право пить, пока ему не стукнет двадцать два. Совершеннолетие тоже наступало именно в этом возрасте. До этого юноши и девушки были под опекой родителей, в моём случае – куратора Арчибальда Дейка. Я сначала сильно удивилась такому позднему времени взросления. Но потом узнала, что средняя продолжительность жизни людей составляет сто пятьдесят лет, а маги живут до двухсот.
Мы вернулись в гостиную. Усадив меня в одно из кресел, Арчибальд вручил мне чашку с чаем. Себе и Арчи взял по рюмочке наливки, и оба уставились на меня. А я что? Я ничего. Все им выдала в подробностях и чеснок не забыла. И с возмущением на саму себя закипела, что тот чайник.
– Н-да. Дела. Выходит, если я правильно понял, она видит и слышит, и даже ощущает того, кто непосредственно наносит на картину неважно что. Мазки, штрихи или линии. То есть она видит того художника, который нарисовал работу? – наконец, видимо, все обмозговав, выдал мэтр.
– Да. Я пришел к тем же выводам.
– Что? – Моему возмущению не было предела. – Это же не мог быть Вермеер?!
– Что за чушь ты несешь? Разумеется, это не Йохан Меер. И близко нет. Откуда у меня в лавке мог бы быть подлинный Йохан Меер? Я похож на владельца дворца? –возмутился мэтр.
– Ой. Я идиотка. Ну, конечно, это не сам великий художник. Это копия, да? – Наконец и до меня дошло. Как до того жирафа.
– Да. Причем весьма посредственная. У нас была мода одно время. И Йохан Меер пользовался просто огромной популярностью. А его картин сохранилось не так много. Тут-то и появились разного рода подделыватели. И, надо сказать, у некоторых неплохо получалось, – вертя в руках крохотную рюмку, сказал Арчибальд.