Кларкенвельские рассказы
Шрифт:
Тем молодым человеком, которого заметил и пожалел Томас Гантер, был Хэмо Фулберд. Охваченный отчаянием, он не находил себе места и решил поехать в поле. Называлось оно «Поле Хокина». По южному его краю бежал ручей, с севера обрамлял лесок. Позже, когда Хэмо попросили описать то место, он сказал лишь: «Просто голое поле, только и всего». Он бывал здесь и раньше, до весенних событий, но тут впервые ослушался Эксмью и вышел за стены монастыря Сент-Бартоломью. Казалось, поле зовет его к себе, желая разделить его страдания. Привычный мир стал ему несносен. Он словно бы обступал Хэмо со всех сторон, норовил пролезть ему в душу. Неужто ничего иного не было, нет и не будет никогда? Что, если от начала и до скончания того, что принято называть временем, человек обречен на общение
С того дня, когда Эксмью сказал, что Хэмо прикончил зубодера, Фулберд не сомневался: теперь ему крышка. Про убийство больше не было ни слухов, ни толков; скорее всего, преступника искать перестали, решил Хэмо, однако страх суда и наказания почему-то не только не отступил, но снедал его все сильнее. Он смотрел в ночное небо, на скопление звезд, что зовется Галаксия, Млечный Путь, или Уотлинг-стрит, но и там не находил утешения. Он даже спросил отца Мэтью, ведавшего скрипторием, где монахи переписывали рукописи: верно ли, что прощение даруется всем? «Никому не ведомо, достоин ли он любви Господа нашего», — был неутешительный ответ. Не успокаивали душу и заверения Эксмью, что Хэмо принадлежит к избранным и уже потому осиян Божьим благословением. Нет на земле ни правого, ни неправого. Мы все блуждаем в ночи.
Впереди ждала лишь кромешная тьма, будто в узилище с высоким сводом. Он мысленно представлял себе, как Бог со смехом отмеривает каждому смертному его участь и конец. А может быть, такому слабому духом человеку, как он, всегда уготована неодолимая беда? Неужто во веки вечные будут рождаться на свет такие же горемыки, как он? Или недоля привязывается к какому-то определенному месту? Уж не потому ли его так тянет в Хокин-Филд? Может, все силы Земли, про которую мудрецы говорят, что она вроде бы круглая, действуют заодно? Вот над какими вопросами раздумывал Хэмо на том небольшом избранном им поле. Он упорно смотрел под ноги, словно не хотел ни на что отвлекаться от одолевавших его мыслей, видимо, настолько тяжелых, что голова его совсем поникла. Время от времени он что-то бормотал едва слышно, будто слова эти не стоило даже произносить вслух. [14]
Собственная душевная смута приводила Хэмо в недоумение. Жизненный успех его и прежде ничуть не волновал, но тут все было куда хуже: он не мог взять в толк, что с ним происходит. Лишь когда луна уже стояла в зените, прямо над его головой, он решился покинуть Хокин-Филд и медленно поехал обратно, в монастырь Сент-Бартоломью. Там его уже поджидал Уильям Эксмью:
— Ты все-таки ослушался меня. Покинул обитель, отправился шляться, — гневно бросил он и ударил Хэмо по лицу.
Хэмо и не пытался уклониться; он откинул со лба волосы, выпрямился и произнес:
— Надо же мне хоть куда-то ходить. А то сижу здесь, как птица в клетке.
— Я же тебя, Хэмо, уберечь хочу, нянькаюсь с тобой, как с малым ребенком. Скоро дам тебе работу. Будь покоен.
И, не сказав больше ни слова, Эксмью вышел.
Глава одиннадцатая
Рассказ монаха
— Что ж, ничто не ново под луной.
— Что верно, то верно. Наша земля-матушка кружится, как на колесе. И в свое время давно минувшее возвращается вновь.
Разговор этот происходил в библиотеке аббатства Бермондси, среди старинных, покрытых пылью веков пергаментных свитков и фолиантов на цепочках. Барристер Майлз Вавасур и монах Джолланд сидели рядом за длинным столом, перед ними лежал список «Expositio Apocalypseos»Примасия, [73] и они обсуждали его сетования на жадность и жестокосердие некоторых епископов второго века. Человек сторонний, случись ему увидеть этих совсем разных людей вместе, немало удивился бы тому, что законник столь высокого звания откинул с головы свой белый шелковый капюшон, чтобы без церемоний беседовать с рядовым монахом. Но Майлз Вавасур хорошо знал цену скромному бенедиктинцу. Джолланд, кладезь познаний, много лет трудился над комментарием к «Historia Ecclesiastica Brittaniarum et maxime gentis Anglorum»Беды [74] и считался
73
Комментарий к Откровению Иоанна Богослова (лат.). Примасий(VI век. н. э.) — епископ Адрумета, северная Африка.
74
«Церковная история народа англов» (лат.) — ценнейший источник по истории Англии VII–VIII веков; БедаДостопочтенный (672 или 673 — ок. 735) — монах, англосаксонский летописец.
Незадолго до этой встречи Джолланд услышал о странном случае, приключившемся совсем неподалеку, в Сатерке. Молодая пара, занимавшаяся пошивом башмаков, оставила в снятой ими лавке одномесячную дочку по имени Джоан де Эрлонд; пока девочка мирно спала в колыбельке, родители решили пройтись перед вечерней молитвой по торговой улице до моста, но по оплошности неплотно закрыли дверь в лавку. С улицы в дом забрел хряк и, хотя малышка была туго запеленута, нанес ей, как выразился Джолланд, «смертельный укус в правый висок». Вернувшись домой, мать ужаснулась, схватила ребенка на руки, но к полуночи девочка угасла. Ничего больше об этом происшествии монах не знал, однако оно заново разожгло в нем острый интерес к роли, которую играет в человеческой жизни рок. Суждено ли было тому хряку пожрать младенца? И не отмечены ли животные знаком того или иного небесного тела?
— Вообще говоря, даже если Венера соединилась с Юпитером, она все равно не могла противостоять злобе Марса на хряка. Однако же свод небесный продолжал вращение, и ребенок подпал под опасное влияние Сатурна, которое и предопределило его гибель. Во всяком случае, так утверждают многие.
— Подобные доводы годятся лишь для малых детей. — Вавасура явно раздражало, что ученый человек рассуждает о подобных пустяках. — Ты мне напоминаешь ясновидцев, что пытаются разглядеть будущее в тазу с водой, прочесть его на блестящем лезвии меча или с помощью ослиной лопатки.
— Я, господин законник, отношусь к этому совсем не так серьезно, как вам показалось. Я лишь строю предположения. Многие, однако, верят, что все на свете предначертано и предрешено, даже количество душ, которым уготовано райское блаженство.
Внезапно Вавасур молитвенно сложил руки и, подражая благочестивой пастве под водительством Эксмью, нараспев произнес:
— Я — над миром. В этом мире меня нет.
— Откуда вам известен этот кант?
Барристер рассмеялся, скрывая смущение.
— А, пустяки. Слыхал однажды в суде. Скажи-ка мне вот что, Джолланд. Как различить провидение и судьбу?
— Провидение управляет всем изменчивым сущим в соответствии с Божьим Промыслом. Судьба же есть некий план, по которому все переменчивое происходит во времени. Отправляемся мы, скажем, в паломничество в Кентербери. Сознавая, что наша цель — добраться до Кентербери, я навряд ли предвижу бесчисленные происшествия, которые могут случиться по дороге.
— Выходит, здесь нет Божьего Промысла, так? Но разве Богу не известно досконально, как мы пройдем сей путь? Ведь было же сказано, что человек грешит и становится грешником по воле Господа. Ибо грешник подчиняет свою волю воле Божией. Ежели человек ненавидит свой грех, ему достаточно лишь вспомнить, что изначально подтолкнул его к этому сам Господь. Верно?