Класс коррекции

Мурашова Екатерина Вадимовна

— Не может быть, чтобы не было выхода! — решительно сказал Сергей Анатольевич. — Наверняка есть!

— Какой же? — с любопытством взглянула на него завуч.

— Перемешать классы! Сделать, как раньше. Тогда на каждый класс будет по три-четыре таких ребенка, с ними можно будет работать, ездить на экскурсии…

— Волюнтаризм! презрительно фыркнула Елизавета Петровна. — Вы думаете, наши спонсоры захотят, чтобы в одном классе с их детьми учились Паша Зорин или Вася Метелин? За что, по-вашему, они платят школе не такие уж маленькие деньги? И я, между прочим, не кладу

их себе в карман, но вкладываю в развитие школы. Компьютерный класс, мебель, собственная мини-пекарня… Да и зарплата у вас не совсем такая, как у ваших коллег из обычных муниципальных школ… Так что я призываю вас успокоиться, тем более что Дима Димура и Митя Катаев из ваших «Е» и «Д» классов не так уж рвутся посетить филармонию или Русский музей. Поверьте и… извините за прямоту. Лучше сразу…

— Извините и вы меня, Елизавета Петровна, — тихо сказал Сергей Анатольевич. — Но я пока не буду успокаиваться…

— Что ж, воля ваша, — вздохнула завуч. — Дерзайте, но помните, что если они с вами, то вы за них отвечаете. В том числе по уголовному законодательству.

— А если они без меня, без нас, то за них никто не отвечает… — еще тише пробормотал Сергей Анатольевич и вышел. Овсянников совсем сплющился за дверью, но до него никому не было дела.

— Ой, девки, сегодня завуч географу такую пропесочку устроила! Я случайно услышал, — взахлеб рассказывал Игорь Овсянников Ленке с Маринкой и примкнувшей к ним Стеше. Ленка что-то просматривала в учебнике по физике, Маринка жадно слушала, Стеша смотрела за окно, где кружились крупные хлопья первого снега.

— Он, вроде, все хочет нас повести куда-то. Упорный! А она ему: и не думайте, Сергей Анатольевич, они, мы, то есть, — явление антиобщественное и опасное для престижа ее…гимназии.

Маринка хихикнула. Ленка подняла голову и посмотрела на Игоря мутными глазами, в которых плавали обрывки физических формул.

— Слышь, Стешка, — Игорь помахал рукой между Стешиным лицом и оконным стеклом. — Я так думаю, что этот, обнажения с отложениями, через тебя страдает…

— Да ты что?! — ахнула мигом отключившаяся от физики Ленка.

— А то! Не видела, что ли, как он на нее пялится?

— Через меня страдает? — медленно переспросила Стеша и тут же обернулась к Маринке. — Почему снег черный?

Все четверо уставились за окно и увидели, что на фоне светло-серого неба падающие хлопья и вправду кажутся черными.

— Весь мир — дерьмо! Потому, — предположил Игорь Овсянников. Стешины глаза распахнулись еще больше и стали совершенно неправдоподобными.

— Отвяжись от нее, — сказал я. Я решал задачи рядом на подоконнике и слышал весь разговор краем уха.

— А ты, Антон, чего лезешь? — мигом окрысился Игорь. — Тебе какое дело?!

Я ссориться с Игорем не собирался, поэтому ответил мирно:

— Не надо ее тревожить. Ты знаешь, как она это все понимает? Вот и никто не знает. Вдруг хуже станет?

— Да ладно, — Игорь махнул было рукой, но вдруг опять завелся. — Нет, но тебе-то что? Ты-то чего во все за всех лезешь?! Тебе что за дело?!

— Так уж я устроен, наверное, — честно ответил я.

В этот миг

прозвенел звонок на урок.

— Тебе знаешь что… знаешь что… тебе надо по капле выдавливать из себя буйнопомешанного буревестника! — гордо сказал Игорь и удалился в сторону кабинета физики. Я осел на подоконник и тихо позвал вслед:

— Эй, Овсянников, ты что — Горького с Чеховым читал, что ли?

Игорь не обернулся и ответом меня не удостоил.

Глава 14

Между гаражами лежало три черных пластиковых мешка с мусором. Кошки или собаки порылись в них, съели все достойное и рассыпали объедки. В оттепель объедки подгнили и теперь отвратительно воняли.

— Пошли, что ли, в другое место? — нерешительно предложил я, оглядываясь на Юру с его костылями.

— Ништяк! — сказал Пашка.

— Интересно, почему они не дошли до помойки? — философски спросил Юра, имея в виду хозяев мешков.

— А куда? — спросил Мишаня, который мусора, может, и не видел, но запах почувствовал прекрасно.

Витька с уснувшей в кенгурушнике Милкой промолчали. Видно было, что на отбросы им наплевать.

Впрочем, другого со всех сторон закрытого места в окрестностях не было, и мы решили объедки игнорировать.

Потом все посмотрели на меня. Я театрально простер руку и указал на Юрку. Мы с ним заранее договорились, что объяснять все собравшимся будет он сам. В конце концов, это его мир. Юрка открыл рот, но сказать ничего не успел.

— Ага! Тут они, точно! — послышался слегка удивленный голос. — И паралитик здесь!

Вслед за худощавым незнакомым мальчишкой в щель между гаражами протиснулись Дима Димура и Толя Табаков по кличке Шакал Табаки.

— Ну, чего у вас тут? — хмуро сказал Дима. Видно было, что из-за непонятности ситуации он чувствует себя не слишком уверенно и поэтому злится. — Давайте сюда!

— Что давать, Дима? — спросил я. — Мы просто разговариваем.

— Чего ты гонишь? Чего ты мне гонишь-то?! — мигом взъярился Дима. — За лохов, что ли, нас держишь?! Кто сюда просто разговаривать пойдет?!

— Ну, точно! Чего они, Дима?! Не уважают, наверное, — подначивал главаря Табаки.

Их было трое. Нас — пятеро, не считая Милки. Но… У Витьки на руках младенец (то, что она девчонка, не в счет. Дерется Витька лучше меня). Мишаня в сумерках почти слепой. Если ему разбить очки или просто стукнуть башкой об стенку гаража, неизвестно, что с ним потом станет. Может, он вообще навсегда ослепнет и оглохнет. Про Юру с его костылями и вовсе говорить нечего.

Мы с Пашкой шагнули вперед. Дима Димура улыбнулся довольной, поганой улыбкой. Теперь ему все было ясно.

— Паша, дай мне руку! — четко сказал Юра за моей спиной.

— Чего?! — вытаращился Пашка, для которого, как и для Димы, все наконец стало яснее ясного.

Я схватил Пашку за рукав и не глядя протянул вторую руку назад. Кто-то, кажется, Мишаня, уцепился за мои мокрые от волнения пальцы. Краем глаза я успел заметить, как Юрка, пытаясь встать, обнял Витьку за плечи, а Табаки, что-то почувствовав, прыгнул вперед. Все исчезло.