Класс коррекции
Шрифт:
Вообще-то Таракан ничьих приказов не слушает, но тут, видно, что-то понял, потрусил за мной и даже дверь в ванную распахнул. Я склонился над ванной. Меня тошнило, из ноздрей быстро капали алые капли и стекали по белой глазированной стенке. «Фиолетовые руки на эмалевой стене…» — вспомнилась строчка из какого-то дурацкого стихотворения. Шварценеггер невозмутимо смотрел на нас и едва заметно усмехался.
— Лей воду на голову! Быстро!
— Холодную?! — с сомнением спросил Таракан, снимая душ с крючка и открывая кран.
— Ну!! — рявкнул я.
От ледяного душа я почти потерял сознание
— Открыть? — смешно шевеля толстыми губами, беззвучно спросил Таракан.
— Сейчас, подожди, — прошипел я, лихорадочно вытирая и приглаживая волосы. Волосы скользили между пальцами, холодные и скользкие, как дождевые червяки.
— Антон! — послышался за дверью Юрин голос. — Антон! С тобой все в порядке?
— Абсолютно, — откликнулся я. — Сейчас выйду. Просто из носа кровь пошла. Я холодной водой замыл… Таракан, открывай.
Я выглянул в коридор. Юра отодвинулся в сторону и смотрел на меня с сомнением, но больше ничего не спрашивал. Открывшаяся моему взору картина была спокойной, но напряженной, как холодная война между США и Советским Союзом. Пашка держал вешалку, Ванька, засунув в рот гвозди, приколачивал ее к стене. Ленка что-то тихо втолковывала Стеше. Юрины родители плечом к плечу стояли на пороге большой комнаты, бледные и сосредоточенные, как будто прямо сейчас собрались идти в разведку.
— Так как там насчет торта? — спросил я и шмыгнул носом.
Глава 6
В понедельник у нас впервые с начала года был урок географии. Старая географичка от нас отказалась еще в конце прошлого года. Теперь где-то нашли нового учителя, молодого. Естественно, его сразу же прислали к нам. Наш класс, да еще «дэшки», — это для молодых учителей что-то вроде боевого крещения. Некоторые сбегают сразу же, после первого урока. Другие держатся месяца два-три. Тех, кто выдержал полгода или тем более год, считают прошедшими испытание и переводят к более приличным классам. Поэтому учителя у нас часто меняются. Особенно по географии, биологии, истории и другим «вспомогательным» предметам. Я заметил, что учителя математики и русского как-то более устойчивы и уверены в себе. Наверное, это потому, что они думают: без истории и географии обойтись можно, а уж читать и считать каждый должен уметь. И это придает им сил. Наша Клавдия уже второй год — классный руководитель, а у «дэшек» классная — математичка, орет на них так, что через два этажа слышно. Говорят, что у них на уроках математики — идеальная дисциплина. Трудно поверить, пока сам не увидишь.
Учитель оказался совсем молодой и симпатичный, похожий на сеттера из рекламы «Чаппи». Мне он сразу понравился.
Но что поделаешь — «повезло» ему с нами.
— Здравствуйте, ребята! Меня зовут Сергей Анатольевич, — сказал учитель. — Знаете ли вы, что география — интереснейший
— Презерватив принес? — миролюбиво спросил с последней парты Пантелей.
— З-зачем? — удивился учитель.
Чего, анекдота, что ли, не знаешь?! — в свою очередь удивился Пантелей.
— Я! Я! Можно, я расскажу?! — запрыгал Таракан. — Ты, Пантелей, не умеешь.
— Валяй, — согласился Пантелей.
— Учителю географии директор жалуется: вот, мол, этот класс ничем заинтересовать нельзя, ничего не слушают. Учитель говорит: ничего, я их заинтересую. Приходит учитель географии в «трудный» класс, приносит с собой глобус и презерватив и говорит: «Сегодня, дети, мы будем с вами заниматься интереснейшим делом: натягивать презерватив на глобус». Дети, естественно, выкачивают шары, а потом спрашивают: «А что такое — глобус?» — «Ну вот, — удовлетворенно отвечает учитель. — Что такое презерватив, вы, конечно, знаете. А вот тем, что такое глобус, мы сегодня и займемся…»
Класс дружно ржет, хотя и слышал этот анекдот уже раз пять (по числу учителей географии). Учитель неуверенно улыбается. Потом говорит чуть тверже:
— А вам никто не говорил, что к учителям нужно обращаться на «вы»? Из уважения…
— Да мы запросто! — радостно кричит Игорь Овсянников. — Только давайте вы тоже нас будете уважать?
— Хорошо, — быстро соглашается учитель, и в этом его ошибка.
— Меня зовут Игорь Владимирович, — сияет Овсянников. — Приятно познакомиться.
— А меня — Виталий Олегович, — вступает Таракан.
— Леонид Андреевич, — подхватывает Пантелей.
— Марина Игоревна, — кокетливо улыбается Маринка. — Будем знакомы. А вы, Сергей Анатольевич, женаты? Я смотрю, кольца у вас нет…
— Сергей Анатольевич, а можно, я выйду? — спрашивает Пашка. — Очень писать хочется… Меня Павлом Станиславовичем зовут, если что…
Учитель растерянно оглядывается и кивает. Вместе с Пашкой, на ходу доставая папиросы, выходят Ванька и Митька. Тонких приколов Таракана и компании они не понимают. География интересна им еще меньше.
— Погляди, а он ничего — хорошенький, — громко шепчет Ленка Стеше.
«Наверное, и этот учитель у нас не задержится», — с сожалением думаю я, а Сергей Анатольевич цепенеет. Он увидел Стешу. Первый раз все так на нее реагируют. Мы-то привыкли, замечаем, только когда другие обращают внимание. Стеша серьезно смотрит на Сергея Анатольевича, видимо, как-то по-своему обдумывает Ленкины слова.
— Скажи ему, как тебя зовут, — шепчет Ленка, пиная Стешу в бок. — Встань и скажи. Так надо, видишь, он с нами знакомится.
Стеша встает, выходит из-за парты, перекладывает со спины на грудь тяжелую косу и, глядя чуть исподлобья, представляется:
— Стефания…
На учителя тяжело смотреть. О Стеше новых учителей не предупреждают. Это бессмысленно, потому что тогда надо предупреждать о каждом из девятнадцати, а теперь, с Юрой, из двадцати. Тем более, что как раз Стеша-то абсолютно безвредна. Он думает: «Что она делает здесь?!!» Скоро он будет знать ответ. Сергей Анатольевич мне нравится, и поэтому его жалко. Хотя жалеть людей нельзя — никому от этого пользы нет.