Классические книги о прп.Серафиме Саровском
Шрифт:
И это понятно: невозможно не верить тому, что действительно было. Нельзя непредубежденному уму отрицать иной мир, если он сам тысячекратно открывается в одном лишь только святом нашего времени.
Я знал одну молодую девушку-христианку. Однажды она обратилась к своей матери с необычайным упреком за то, что та вместе с няней Александрой научили ее веровать. А теперь эта вера мешала ей грешить, а если и грешит она, то совесть мучает. И она даже завидует тем, которые, как некоторые из ее подруг, тоже грешат, но нисколько не смущаются, думая, что никакого другого мира вовсе
— Что же я могу тебе теперь сделать? Не могу же я говорить, что этого нет, когда я верю, что есть? А уж если тебе так хочется не верить, так это твое дело, кто мешает?
— Вот вы с няней и помешали. Я бы теперь и рада не верить, да не могу уж.
— Почему? — с недоумением спрашивает в свою очередь верующая мать.
— Потому, что вы про преподобного Серафима так внушили нам (и брату ее) с самого детства, что и забыть нельзя. Да я и сама теперь знаю, что все это было и на самом деле. А главное, не могу уже никак и усомниться, что был сам-то батюшка о. Серафим. А раз он был, значит, это и в самом деле все так и есть: батюшка уже никак не мог врать и придумывать. Вот я тебе и говорю: не могу не верить. Хочу и не могу: ничего не выходит. И мучаюсь сама, и на вас с нянькой злюсь.
— И слава Богу, — сказала облегченно мать, — лучше уж греши да мучайся, чем к грехам прибавлять самое страшное — неверие, да еще когда знаем, что все это и действительно есть.
Совестливая, но немощная девушка потом прошла очень сложную и мучительную, нехорошую жизнь; но за ее простоту и доброту, а также и за исповедничество веры в “батюшку” Господь пронес ее через все испытания и поставил на духовно правый путь; теперь она с миром и радостью живет и верит, переносит крайнюю нужду (зимовали с мужем в хлеву “с буренушкой” вместе), терпит неизлечимую чахотку; и при всем этом не унывает, а считает себя счастливою. Живет где-то в Азиатской России, если только еще жива.
Устами этой христианки-девушки высказана глубокая, при всей простоте, философская мысль: существование того мира доказывается не какими-либо умозаключениями или нашими чувствованиями и желаниями, а неотразимым самим бытием его, или его проявлением, откровением, обнаружением. И тот мир, как и вообще все на свете, познается через непосредственное самооткровение. И сколько же раз открывался он и через преподобного Серафима! Воистину правильно сказала христианская душа: и хотела бы не верить, да не могу, ничего не выходит.
Но пора уж нам насладиться и самым чудным зрелищем Божьих чудес.
И только не знаешь: откуда же начать? Их так много… А сколько незаписанного, один лишь Господь знает это: вся Русская Земля полна рассказами о чудесах всем близкого и родного “батюшки Серафима”… И сейчас он продолжает творить чудеса. Даже за границей пределов своей страны… Впрочем, для святых нет наших “границ” и пределов: они всем уже принадлежат и везде могут быть. Как Бог — везде, а они — в Боге (Ин.17, 20–23); то и они в Нем везде.
Чудеса с батюшкой начались с самого его детства, как мы знаем: невредимо упал с колокольни в Курске,
Обыкновенно в прежних житиях его начинались рассказы со случая “угадывания”. Начнем с него и мы: в нем видно будет, как необыкновенно “просто” святым творить чудеса. Перепишу прямо из Летописи. Чудо — крестьянское, умильное.
“Однажды прибежал в обитель простой крестьянин с шапкою в руке, с растрепанными волосами, спрашивая в отчаянии у первого встречного инока:
— Батюшка, ты, что ли, отец Серафим? Ему указали о. Серафима. Бросившись туда, он упал ему в ноги и убедительно говорил:
— Батюшка! У меня украли лошадь, и я теперь без нее совсем нищий, не знаю, чем кормить буду семью. А говорят, ты угадываешь.
Отец Серафим ласково взял его за голову и, приложив к своей, сказал:
— Огради себя молчанием и поспеши в такое-то (он назвал его) село. Когда будешь подходить к нему, свороти с дороги вправо и пройди задами четыре дома: там ты увидишь калиточку; войди в нее, отвяжи свою лошадь от колоды и выведи молча.
Крестьянин тотчас с верою и радостью побежал обратно, нигде не останавливаясь. После в Сарове был слух, что он действительно отыскал лошадь в показанном месте”.
Крестьянин пришел к о. Серафиму, уже осведомленный о широкой славе батюшки: “Говорят, ты угадываешь”. Значит, чудес таких было настолько уже много, что молва о них распространилась и укрепилась в народе давно: в Сарове — прозорливый отец Серафим! И люди, ища милости Божией, потянулись к нему.
Были у него две Дивеевских сестры: Акулина и Мария. Вдруг он в сенях и говорит им:
— Посторонитесь, посторонитесь, матушки: ко мне много господ идут!
“А вовсе никого нет, — рассказывает Акулина, — и не видно… Ну, да ведь ему-то издали все было видно, потому что чуть-чуть прошло времечко, минут несколько, а и впрямь много господ-то идет. Мы отошли к сторонке и слышим:
“Вот это, батюшка, моя дочь”, — говорит одна. “А это — мой сын, — говорит другой. — Благословите ему взять ее, дочь-то за себя?”
— Нет, нет, — отвечает батюшка, — он должен взять за себя ту, что осталась там, а она выйдет за того, что возле вас тут живет.
И все это батюшка по названьям-то назвал: уж не запомню я местов-то. И как это он все знал, вперед и про всех, истинно — диво, да и только!”
А еще большее диво, когда он за целые десятки лет прозирал будущее: жизнь и смерть, бедность и богатство, брак или монашество, и прочее — без конца; заметим еще два случая — для семейных и монахов; оба поучительные.