Классические тексты дзэн

Маслов Алексей Александрович

Как можно заключить из этого самого раннего источника, где упоминается Бодхидхарма, в VI в. этот проповедник отнюдь не рассматривался как основатель нового направления буддизма. Более того, здесь ни слова не говориться о сути его буддийской проповеди, что косвенно свидетельствует о том, что именно как проповедник он не оставил в ту пору заметного следа.

Позже малозначимый факт присутствия Бодхидхармы в Китае начинает век от века обрастать подробностями, которые должны были очеловечить фигуру некого буддиста, который в сущности не оставил о себе практически никаких воспоминаний.

Следующий по времени

трактат относится к 645 г., (вторая редакция – 667 г.) т. е. был написан через столетие после «Хроник монашеской общины-сангхары Лояна». Речь идет об одном из самых известных трактатов по истории китайского буддизма «Продолжение жизнеописаний достойных монахов» («Сюй гаосэн чжуань»), чье авторство приписывается монаху Даосюаню [36, с. 551в]. В них впервые упоминается о ряде ключевых моментов в вероучении, что принес Бодхидхарма, нигде не встречавшихся ранее и которые позже стали классикой чань-буддизма. Там, указывается, что Бодхидхарма приносит в Китай учение о «четырех деяниях», осуществление которых позволяет постичь истинную суть дхианы. Указал он и путь к этому – медитация, заключающаяся в молчаливом «созерцании стены» (бигуань).

Здесь без труда можно заметить некоторую трансформацию образа Бодхидхармы наряду с преемствованием ряда деталей. Так, в «Продолжении жизнеописаний» также упоминается о том, что Бодхидхарма восхищался пагодой Юньнинсы, однако именно здесь мы впервые встречаем «индийскую версию» происхождения патриарха, ставшую позже канонической. Его путешествие через Центральную Азию перестает упоминаться, а сам образ Бодхидхармы обрастает биографией, весьма характерной для индийских миссионеров того времени.

Именно отсюда мы впервые узнаем, что Бодхидхарма был сыном одного из индийских правителей. Постигнув глубины учения Большой Колесницы, т. е. Махаяны, он отправился с проповедью в Китай. По морю он прибыл в южный Китай (Наньюэ – земли Южных Юэ), которые тогда управлялись династией Сун (420–479), во главе которой стоял в ту пору правитель Лю. Затем он направился в Лоян – столицу династии Северная Вэй (386–534). Исходя из этих дат становится вполне возможным предположить, что ко времени канонической даты прихода патриарха в Шаолиньсы, т. е. к 520 г. Бодхидхарма действительно перебрался на Север Китая.

Здесь же упоминается и его первый ученик – Хуэйкэ, о других же последователях Бодхидхармы хроники молчат.

Что же оставил после себя Бодхидхарма, какое учение он проповедовал? Именно в «Продолжении жизнеописаний» мы впервые встречаем ответ на этот вопрос. Даосюань упоминает, что Бодхидхарма передал Хуэйкэ четыре свитка «Ланкаватара-сутры» [36, 551б]. Именно отсюда берет свое начало версия о раннем Чань как о «традиции Ланкаватары». Важно заметить, что ни о каком «отказе от письменных знаков» в передаче учения, ни о концепции долгой медитации здесь речи еще не шло, ибо образ Бодхидхармы, как символа всего чаньского учения, только начинал складываться.

Но вот впервые в «Продолжении жизнеописаний» мы встречаем то, что можно считать началом новой традиции мистической практики, приведшей, в конечном счете, к уникальным чаньским методикам. Даосюань, составитель «Продолжения жизнеописаний», проводит четкое различие между классическим методами дхианы, которые в ту эпоху были представлены мастером Сэнчоу (480–560), о школе которого мы расскажем ниже, и

знаменитой в будущем чаньской практикой «созерцания стены» (бигуань), начало которой было положено Бодхидхармой.

Составитель «Продолжения жизнеописаний достойных монахов» Даосюань, вероятно, выражая взгляды того времени, не отдал предпочтение ни одной системе, лишь заметив, что они соотносятся между собой как два типа истины (эр ди) – абсолютная и относительная, использовав тем самым одну из ключевых категорий буддийской логики и сравнив эти два типа медитации с двумя крыльями одной птицы и двумя колесами повозки. Но вероятно, даже такого тонкого знатока буддийской мудрости как Даосюань поразила сложность и неожиданность той традиции Знания, которая приписывалась Бодхидхарме. И он прямо признавался, она «труднопонимаема».

Долгое время китайские историописатели целиком полагались на текст «Продолжение жизнеописаний достойных монахов», считая его вполне надежным и достойным источником, в том числе и в отношении личности Бодхидхармы. Десятки как сторонников, так и критиков метода чаньского патриарха апеллировали к «Хроникам», старясь доказать свое мнение.

Но вот вопрос – насколько текст Даосюаня можно считать надежным историческим источником? По сути, поразительным образом он содержит описание двух Бодхидхарм, вероятно взятых из двух устных традиций. Один – знаток индийской традиции Ланкаватары и «классический буддист». Другой Бодхидхарма – человек «неожиданного» и «труднопонимаемого» типа мудрости, отказавшийся от текстов в пользу личной передачи, и в этом смысле, он выступает буквально «революционером». Здесь следует заметить, что такое кажущееся несоответствие образов внутри одного источника отнюдь не редкость в китайской традиции.

Все это подчеркивает многогранность и нестандартность личности первопроповедника Чань. Образ Бодхидхармы именно здесь и именно благодаря этому приобретает абсолютную и до конца непостижимую глубину, становится емким и абсолютно лабильным, подвижным в рамках чаньской традиции.

Таким он и сохранился в традиции. Это – строгий дидактик, жестко следующий всем классическим буддийским предписаниям. Но это и человек, использующий самые неожиданные методы передачи знания, отказавшийся от письмен и даже слов, предающий истину «от сердца к сердцу». Не случайно в традиции он известен как основатель знаменитого шаолиньского боевого искусства.

Стал знаменитым эпизод встречи Бодхидхармы с императором династии Лян У-ди (прав. 502–549) в столице государства Лян городе Цзилине (современный Нанкин). Император слыл большим поклонником буддизма, покровительствовал монастырям, выделял немалые деньги на сооружение пагод, способствовал переписыванию и распространению сутр, раздавал подаяния монахам. Естественно, что за все свои заслуги У-ди ожидал доброго воздаяния в будущей жизни. Поэтому, когда перед троном императора предстал Бодхидхарма, У-ди спросил миссионера прежде всего о том, что его так волновало: «Велики ли мои заслуги и добродетели в совершении этих дел?». «Нет в них ни заслуг, ни добродетелей», – ответил монах. Удивленный правитель спросил: «Почему же нет ни заслуг, ни добродетелей?». «Все это – не более чем дела, совершаемые посредством деяния, – объяснил Дамо, – и в них в действительности не содержится ни заслуг, ни добродетелей» [168, т. 2, 65].