Классика жанра
Шрифт:
…Греческие туристы ворвались в город с востока месяца через три.
Естественно, горсад оккупировали, а там земляк стоит.
Вдруг один из них закудахтал, переводчица перевела:
– Господин говорит, что это оскорбление их национального достоинства, поскольку акт вандализма, недружественный ко всему греческому народу!
То ли Каравайчук перестарался, то ли ветром сдуло, только стоит Геракл в чем мать родила, но не полностью!
Видя такое возмущение греческих товарищей, начальство дало команду: присобачить фрагмент в кратчайшие
Каравайчук опять не подвел.
Наутро Геракл был укомплектован полностью. Греки на память нащелкались с ним, как могли.
…Письмо из Москвы пришло месяца через два. Геракловеды утверждали, что непонятно, с кого был вылеплен зареченский Геракл, поскольку отдельные пропорции не соответствуют ни исторической истине, ни медицинской!
Через дипломатические круги были получены точные параметры, снятые с оригинала в Афинах. Данные пришли шифрограммой.
Поседевший за ночь Каравайчук собственноручно расшифровал, и через день многострадальный Геракл ничем не уступал афинскому оригиналу. Более того, мог дать ему сто очков вперед!
Бедный Геракл простоял так три дня. Тревогу забила участковый врач Сергеева, бежавшая домой с дежурства. Она вызвала милицию и заявила, что повидала в жизни всякого, но такого безобразия еще не видела.
То ли Каравайчук расшифровал неточно, то ли сведения были получены не с того оригинала, но фрагмент не вписывался в Геракла. А вернее – наоборот!
Тогда было принято единственно верное решение – заколотить Геракла досками. То есть памятник охраняется государством – и всё.
У заколоченного памятника быстро налипла толпа.
Люди втискивали глаза в щелочки, оказывали сопротивление милиции.
Старушки, умирая, требовали показать им мученика Геракла.
В воскресенье толпа смяла наряд милиции, раскурочила доски… и наступила мертвая тишина. За досками никого не было…
Что касается Геракла, кое-кто в городе знает, где он.
Завмастерской по изготовлению надгробий и памятников Завидонов Никодим, согласовав вопрос с начальством, ночью вывез скульптуру из горсада на кладбище.
Очень кстати скончался не известный никому старичок.
Вот Никодим и водрузил ему на могилку памятник Гераклу с душераздирающей надписью: «Внучеку от дедули».
Чтобы не было разночтений, Геракл вкопан в землю по пояс.
От чего памятник только выиграл.
Эстетика
– Журавль! Когда вы летите по небу, люди улыбаются: «Журавлиная стая летит!» А вот, когда идем мы, коровы, – носы воротят, ворчат: «Стадо коровье прется!» В чем разница?
– Ну ты сравнила! – обиделся журавль. – Мы летим красиво! Журавлиным клином! А вы бредете как попало, стадом! Ты меня извини: не-эс-те-тич-но!
Буренка задумалась:
– А ведь журавль прав. Нам бы… клином. По-журавлиному! И люди скажут: «Вон коровья стайка прошла!»
На следующий день коровы возвращались домой построившись несколько странно. Впереди бежала
Люди, прижатые к заборам, ругались:
– Совсем озверела скотина! Всю улицу заняли!
Коровы прошли.
Остались на земле коровьи лепешки. Кто-то сказал:
– Смотрите! Смотрите! Лепешки-то как легли! Прямо журавлиный клин получился!
Буренка радостно замычала:
– Выходит, и мы можем!
Потомственный неудачник
Старый слуга Патрик объявил:
– Сэр Эдвард Беккерфильд с супругой!
Гости устремились к дверям: «Неужели тот самый знаменитый Беккерфильд-младший!»
Поговаривали, будто Беккерфильд-младший происходил из старинного рода потомственных неудачников. Не чета нынешней мелюзге!
Эдвард происходил из тех настоящих, проклятых Богом неудачников конца шестнадцатого – начала семнадцатого века.
Если Беккерфильды сеяли пшеницу, соседи обязательно сажали картофель, и в тот год пшеницу пожирала голодная саранча.
Когда они прогуливались по улице в щегольской одежде, соседки поспешно снимали с веревок белье, и тут же разражался чудовищный ливень.
Во все века к Беккерфильдам шли за советом. Если они говорили, что ни за что не купили бы этот участок земли, надо было хватать его с закрытыми глазами. Алмазы, в крайнем случае золото, находили там обязательно.
Если, отвечая на вопрос «Стоит ли единственного сына выдавать за эту уродину», Беккерфильды отрицательно мотали головой – немедленно под венец! Пара в любви и согласии проживет до конца дней!
Вот такой это был легендарный род Беккерфильдов.
Естественно, им не везло в картах, но это была сущая ерунда по сравнению с тем, как им не везло в любви. Если они лезли на балкон к любимой, то всегда попадали сначала в спальню родителей, а уж потом их вышвыривали из окна. Причем полученные увечья не шли ни в какое сравнение с убытками, которые наносили их тела в результате падения.
Дети у них рождались похожими на соседей, зато дети соседей чем-то походили на их жен.
Если где-то вспыхивали драки, то забирали в участок, как вы понимаете, Беккерфильдов, которые проходили мимо.
Все разыскиваемые полицией государственные преступники были в профиль и в фас похожи на Беккерфильдов, отчего последних нередко сажали в тюрьму и выпускали только тогда, когда находили настоящего преступника, которым по ошибке оказывался, сами понимаете, родственник Беккерфильдов.
Леди и джентльмены! Не было на свете ямы, куда бы они не провалились среди бела дня! А споткнуться на ровном месте для них – раз плюнуть!
Словом, неудача шла по пятам и стала им как родная. Невезение вошло в кровь и плоть Беккерфильдов. Зато они стали людьми уверенными в завтрашнем дне. Они не сомневались – хуже не будет. Более того, они научились в каждой неудаче ловить крупицу удачи.