Классная дама
Шрифт:
Вот те раз! Неужели встреча с Белоносовым уже состоялась, и Рябцев получил новую партию химикатов? Но нет! Парень не пошел к выходу из института, а свернул в сторону пруда. Я беззвучной тенью последовал за ним. Дойдя до угла главного корпуса, Рябцев остановился передохнуть. Я замер за стволом дерева. Парень повернулся ко мне лицом. Неужели он услышал мои шаги? Я вжался в ствол и затаил дыхание. Похоже, Рябцев тоже замер, прислушиваясь. Тишина вокруг стояла гробовая. Я не шевелился, опасаясь, что моя куртка заскрипит, задев шершавый ствол.
Прошла минута, вторая. Ничто не нарушило тишины. Кажется, Рябцев испытывал мое терпение. Я осторожно выглянул из-за дерева, и
Я кинулся к главному корпусу, забежал за угол, но не увидел ничего, что напоминало бы человека с канистрами. Мне хотелось завыть от досады. Я свернул к пруду. На его поверхности, словно в черном зеркале, отражались прибрежные кусты и деревья. Я взбежал на пригорок. Никого! Пришлось вернуться обратно. С тяжелыми канистрами Рябцев не мог уйти далеко. Может быть, он залег где-нибудь в кустах и оттуда наблюдает за мной?
Неторопливой походкой я пошел в сторону главного корпуса и резко кинулся в тень кустов. Там сразу залег и замер. Отсюда я хорошо видел пруд, пригорок и стоящие на его склоне, словно ульи, «трансформаторные будки».
Минут пять я лежал на холодной земле, слушая тишину и глядя по сторонам. Когда холод пробрал меня до самых костей и я уже почти признал свое поражение, до моего слуха донесся страшный, леденящий душу вопль.
Я немедленно вскочил на ноги. Крик был приглушенный, словно шел из-под земли. Я не сразу определил, что он идет от «трансформаторных будок». Потом к нему добавились глухие удары. И снова крик…
Как я бежал в эту ночь! Мои ноги толкали землю с такой силой, словно я собирался взлететь. Легкие горели от ледяного воздуха. Ветер свистел в моих ушах. Я мчался на крик, еще не зная, кто кричит, но понимая, что сейчас происходит что-то страшное. Когда я пулей взлетел на пригорок, крик оборвался. Я остановился среди раскиданных по склону пирамидальных построек. Невысокие, в рост человека, они были окружены густыми колючими кустами.
И тут снова я услышал тот же жуткий крик. На этот раз он был значительно тише и больше напоминал предсмертный хрип животного. Я метнулся к ближайшей «трансформаторной будке» – именно оттуда доносился звук. Продравшись через кусты, я приблизился к ней. Оказывается, это был вход в подвал. Ржавая металлическая дверь была плотно прижата к раме, обложенной старой кирпичной кладкой. Я ощупал ее. Мои пальцы наткнулись на металлический засов. Без усилий сдвинув его, я распахнул дверь и тотчас отпрянул от нее.
Из черной утробы подвала вместе с тусклым светом шел нестерпимо едкий запах, который мгновенно заставил мои глаза залиться слезами. Плюясь и тряся головой, я забрался в кусты и там немного пришел в себя. Размазав по щекам слезы, я вернулся к дверному проему. Стараясь не дышать, опустился перед проемом на корточки. На ступенях, уходящих вниз, лежал включенный фонарик. Он светил слабо и все же достаточно для того, чтобы я мог увидеть человека, лежащего навзничь у самого порога. Схватив его за рукав, я отволок его подальше от подвала, наполненного ядовитой вонью.
Собственно, я мог даже не смотреть на лицо несчастного. Кто это еще мог быть, как не Рябцев? Я опустился перед неподвижным телом на колени и приложил пальцы к сонной артерии. Парень был мертв. В его широко раскрытых глазах застыло выражение ужаса. Я глянул на его руки. Костяшки пальцев были разбиты в кровь, а ногти поломаны и содраны. Наверное, бедняга начал задыхаться в подвале и пытался выйти наружу. Но дверь оказалась запертой на засов.
Я вдохнул побольше воздуха
Я смотрел на фонарик, лежащий на пятой или шестой ступеньке ниже входа. Идея пришла в голову сразу. Она была безумной, но я старался ни о чем не думать. Мне стало страшно лишь тогда, когда я спустился, поднял фонарик и обернулся на едва заметный и ужасно далекий дверной проем. Переборов себя, я кинулся по ступеням еще ниже, словно нырнул без акваланга на большую глубину. Я легко сдерживал дыхание, но глаза опять начало нестерпимо жечь. Я подумал, что если кто-то наверху закроет сейчас дверь на засов, то ни один, даже самый гениальный сыщик, никогда не раскроет это преступление… Но вот и бетонный пол подвала. Слезы ручьем текли по моим щекам. Слабый луч фонарика скользил по серым стенам… Вот валяются пустые канистры. Вот обрывки полиэтиленового мешка… А это что? Глаза слепли, отказывались работать. Все вокруг в самом деле виделось как под водой… В углу пузырилась и шипела огромная грязно-зеленая лужа. Едкое зловоние наверняка исходило от нее…
Чувствуя, что сейчас либо ослепну, либо задохнусь, я кинулся наверх. На пределе сил я добежал до дверного проема и мешком повалился в кусты. Я хрипел, кашлял и плевался. Сопли и слезы залили мое лицо. Что это за газ? Я сейчас сдохну или же смогу рассказать кому-нибудь об этом ужасном подвале?
В чувство меня привел писк мобильного телефона. Этот звук показался мне каким-то нереальным, почти фантастическим. Это был сигнал, дошедший до меня из какого-то далекого и прекрасного мира, где всегда было светлое и чистое небо, чистый воздух, чистое голубое море, добрые и веселые люди…
– Алло, – прохрипел я.
– А мне нужен Кирилл Вацура, – услышал я, как и представлял себе, веселый и добрый голос девушки.
Правильнее было бы ответить, что Кирилл Вацура в настоящий момент пребывает в агонии, отравившись каким-то смердящим газом в подвале заброшенного химического института на окраине поселка Кажма. Но я нашел в себе силы произнести:
– Я слушаю…
Девушка стала жизнерадостно о чем-то тараторить, и я не сразу понял, что это продавщица ювелирного магазина «Жемчуг», и она звонит мне по поручению милиции. Она говорила слишком быстро, и мой заторможенный мозг с трудом вникал в смысл ее слов… Ей поручено составить словесный портрет гражданина, который пятнадцатого ноября в двенадцать часов двадцать минут оплатил наличными несколько колец с бриллиантами и сапфирами… Она очень извиняется, что звонит в столь поздний час, и господин Вацура, наверное, уже крепко спал, но дежурный милиционер предупредил, что это срочно, и ей уже два раза звонила директор из магазина, которая подняла все кассовые ленты за последние десять дней…
– Короче… – прошептал я.
Да, конечно, она извиняется, что занимает его драгоценное время, и постарается обрисовать лицо человека коротко и точно… Она помнит его как сейчас: чернобровый, с короткой спортивной стрижкой, лет тридцати, очень обаятельный и неторопливый, рот у него большой, губы чувственные, зубы редкие, зато крупные, ну просто вылитый артист Караченцев! Влюбиться можно прямо за кассой!..
– Спасибо, – произнес я и отключил телефон.
Все. Можно ставить точку. Девушка на удивление точно описала внешность Белоносова. Значит, это действительно он покупал в «Жемчуге» драгоценности. Вкладывал деньги, полученные от продажи наркотиков, в брюлики. Что ж, выгодное вложение.