Классный час 2
Шрифт:
Тут уже я не выдержал и прокомментировал его высказывание:
— Скорее всего это схрон старообрядцев, их много в наших краях раньше жило. А потом они на север области откочевали.
— Надо посмотреть, что там в этом схроне, — решительно высказался Миша, снял плащ, отдал его старшему, а сам спрыгнул в яму.
— Ты это… — напутствовал я его, — поосторожнее там, мало ли что.
— Не волнуйся, Палыч, — бросил он мне через плечо, — мы и не в таких переделках бывали.
И он скрылся в темноте… вернулся на свет через минуту примерно, костюм его был
— Держи, Абрамыч, — протянул он мешок напарнику, — там ещё иконы есть, но я их уж не стал трогать.
Абрамыч помог ему выбраться из ямы, после чего мы все втроём заглянули внутрь мешка — там были старинные книги в тяжёлых переплётах, некоторые даже и железными застёжками.
— Стоит это дело, наверно, немалых денег, — предположил я.
— Да уж это как пить дать, — согласился Абрамыч, — но мы что-то отвлеклись. Поехали назад.
Мы загрузились обратно в Волгу, но Миша, который тут за водителя был, трогаться почему-то не поспешил, а вместо этого они оба обернулись на заднее сиденье, немного посверлили меня своими строгими взглядами, а затем Абрамыч выдал следующее:
— Вот что, дорогой Палыч, — сказал он проникновенным тоном, — мы ведь знаем, что игрушки эти у тебя где-то спрятаны. И даже их количество и примерное описание у нас есть?
— Ну и что же там описано в вашем описании? — угрюмо спросил я, — чисто из любопытства спрашиваю.
— Удовлетворю твоё любопытство, так уж и быть, — и Абрамыч достал из кармана чёрного-пречёрного пиджака ещё одну бумажку, сложенную так же вчетверо. — Шарик там у тебя должен быть, предположительно зелёный, а еще пирамидка и полосатая палочка. И у тебя сейчас ровно два выхода — или ты всё это дело добровольно нам выдаёшь, тогда можешь быть свободен, как птица… — и он показал на пролетающую над нами ворону, — как эта вот…
— А второй вариант какой? — хмуро осведомился я.
— По второму варианту ждёт тебя, касатик, длинная дорога в казённый дом, где ты будешь питаться казёнными харчами.
— А вот интересно, с какой формулировкой вы меня закрыть собираетесь? — решил уточнить я.
— Раз интересно, поясню — по обвинению в государственной измене. Статья 64 пункт А УК РСФСР.
— Ну ни хрена ж себе, — с трудом сумел восхититься я, — и как же я смог совершить измену в нашем закрытом от иностранцев городе и в полутора тысяч километрах от ближайшей границы?
— Органы разберутся,— флегматично заметил Абрамыч, — ну так как, Палыч, по какому пути пойдёшь? По первому или по второму?
Я закрыл глаза, вдохнул и выдохнул раз пять подряд, потом открыл глаза и заявил:
— По первому, конечно. Только вот этот кубик к моим игрушкам никакого отношения не имеет.
— А откуда ж он взялся в этом вагоне? — тут же уцепился за мои слова Миша.
— Честное пионерское — понятия не имею. Могу перекреститься, если надо.
— Ладно, поверим… — сменил Абрамыч выражение лица с волчьего на добродушное, — так где, говоришь, ты там их сховал? — употребил он почему-то такой украинизм.
—
— Давно бы так, — тоже предельно благожелательно сказал Миша, заводя мотор. — Про подвал мы с тобой, Абрамыч, как-то недопетрили…
Назад мы вернулись тем же кружным путём, и только я собрался вести их в подвал, как увидел двух кумушек на скамейке рядом с входом. Одна из них была та самая Мари-Ванна, которой я недавно скормил рецепт варенья из рябины.
— Вот что, парни, — сказал я им обоим, — вам ведь лишняя огласка не нужна, верно?
— Ну допустим, — с натугой согласился Абрамыч.
— Если мы втроём мимо этих бабусь сейчас проследуем, да сразу в подвал, это будет разговоров и пересудов на полгода.
— И что ты предлагаешь? — обеспокоенно спросил он.
— Я один захожу, делаю вид, что поднимаюсь по лестнице, а сам тихо возвращаюсь и открываю подвальную дверь. Через пару минут заходите вы, закрываете за собой дверь на улицу и тихо спускаетесь в подвал.
— А он дельную вещь предлагает, — подал голос Миша, — только учти вот что, Палыч — если ты вдруг сбежать решил, то это зря, мы тебя и на дне морском отыщем.
Процедура проникания в подвал прошла по моему плану за тем лишь исключением, что Мари-Ванна решила поинтересоваться, почему это я не в школе. Ответил, что заболел и отпросился до вечера. А далее я дождался двух гэбэшников, открыл висячий замок на двери своей дощатой клетушке, включил фонарик и сказал приглушённым голосом:
— Вон в той сумке всё и лежит.
— В какой сумке? — спросил Миша, — нет здесь никаких сумок…
Не укради у ближнего своего
— Да не может этого быть, — растерянно пробубнил я, — вот сюда же я её вчера поставил, желто-коричневую сумку из кожзама… — и я показал на нарушенный в виде прямоугольника слой пыли на одном из ящиков в углу.
— Значит она ноги приделала, твоя сумка, — на рожу Абрамыча вернулось волчье выражение, — и сбежала с этого ящика.
— И висячий замок изнутри открыла, — добавил Миша. — Ай, как нехорошо вводить в заблуждение органы правопорядка, Антон Палыч.
— Короче так, учитель, — продолжил Абрамыч, — либо ты сейчас в течение одной минуты вспоминаешь, где твои игрушки на самом деле…
— Либо что? — упавшим голосом уточнил я, хотя это и так было ясно, без уточнений.
— Либо мы на той же Волге следуем в СИЗО, знаешь, где это?
— Знаю, на Страже Революции, — ответил я.
— Вот-вот, и на этом Страже мы отдаём тебя под стражу, гы, — и они оба неприятно рассмеялись. — А дальше уж там как бог даст… время, кстати, пошло.
И Абрамыч картинным жестом поднёс наручные часы к моему носу… Полёт, автоматически отметил я, подарочные, с надписью какой-то. А мне, в общем, и полминуты хватило — когда такие ультиматумы ставят, мозги сами по себе вдвое быстрее крутиться начинают, так что через тридцать секунд высказал я им такую мысль: