Клава Назарова

Мусатов Алексей Иванович

— Обязательно переправят, — подхватил Аржанцев. — А если надо, я сам через линию фронта его понесу.

Так родилась мысль написать письмо бойцам и командирам Красной Армии. Ребята достали лист бумаги, пузырёк с фиолетовыми чернилами. Писать письмо посадили Любу Кочеткову, у неё был самый красивый почерк.

— А ты у окна сядь, — кивнул Володя пареньку с гармошкой, мастеру по стогам и скирдам. — Играй да на улицу поглядывай.

Гармонист примостился у окна и негромко заиграл вальс «На сопках Маньчжурии».

Подпольщики

окружили Клаву и под звуки гармошки принялись сочинять текст письма.

— А вот если так начать, — заговорила наконец Клава, выслушав все предложения ребят — «Дорогие наши товарищи, бойцы и командиры Красной Армии! Пишут вам комсомольцы из города Острова, в котором сейчас хозяйничают гитлеровские захватчики. Мы дали клятву вести беспощадную борьбу с фашистами и помогать всеми силами советским партизанам и родной Красной Армии. И знайте, товарищи, что мы своё слово держим, сложа руки не сидим и кое-что делаем…» Ну, как, друзья, так пойдёт?

— Вполне, — одобрил Дима. — Только про «кое-что» надо бы поподробнее написать. Пусть знают, что мы тут не из породы пресмыкающихся.

Клава покачала головой. Как ни велико было искушение рассказать в письме о боевой работе подпольщиков, о храбрости и отваге ребят, но она понимала, что не всё можно доверять бумаге.

— Письмо пойдёт в трудный путь, через линию фронта, — сказала она. — И про «кое-что» пусть лучше устно расскажет тот, кто донесёт его до наших. А ещё вот что можно написать: «Мы дали торжественную клятву, и мы своё слово сдержим до конца. Ни виселица, ни пуля не страшны нам. Мы любим свою Родину и верим, что Красная Армия вернётся и очистит советскую землю от фашистской проказы…»

— А как подпишемся? — спросил Саша Бондарин. — Поимённо или одна Клава за всех?

Тут заговорили все разом. Предлагали подписаться: «Молодые островчане», «Народные мстители», «Боевые подпольщики», «Правнуки великого свободного Пскова».

— А может быть, проще, — заметила Клава, — «Островские комсомольцы»?

Поспорив ещё немного, ребята согласились, что так будет лучше всего.

Поздно вечером, когда все разошлись по домам, Клава осталась с Володей наедине. Вспомнила тоскливые глаза Володиной матери, случай с арестом Володи, и сердце её заныло.

— Послушай, может, тебе подмену найти?

Володя вспыхнул.

— Это что, отставка? Не справился? Не угоден стал?

— Как ты можешь подумать такое? Ну, просто измотался ты… устал. Который раз рядом со смертью ходишь.

— Спасибочко! Я в отпуске пока не нуждаюсь. Говори, какое будет задание?

Клава протянула письмо.

— Слышал пожелание ребят? Письмо надо передать Красной Армии. Доберёшься до партизан — свяжись с Седым…

— Понятно! — кивнул Володя. — Людей к партизанам отправлять будешь?

— Да, двоих. Они красноармейцы. После госпиталя попали на торфяные разработки. Сейчас

хотят перебраться к партизанам. Думаем дать им оружие. Доведёшь?

— Постараюсь. Да не забудь послать немецкие газеты. Седой просил.

— Всё готово. Когда думаешь выходить?

— Завтра ночью.

— И Аня с тобой?

— Нет, — запнулся Володя. — Она ногу подвернула. Хромает. Какой уж из неё проводник!

Но, сказать по правде, дело было совсем не в ноге. После того случая, когда Володя чудом спасся от ареста, он, пожалуй, впервые осознал, какая это рискованная работа — быть связным и проводником, и всячески старался удержать Аню дома.

— Вот ей бы подмену найти, Ане, — в замешательстве заговорил Володя. — А то хромает она. И вообще не девчачье это дело — связной быть. Тут парень нужен.

Клава внимательно посмотрела на юношу: она поняла его тревогу.

— Найдём, — пообещала она. — По-моему, Саша Бондарин подойдёт. Или Федя Сушков.

Засада

На другой день поздно вечером Клава встретила на окраине города двух военнопленных — Шошина и Ключникова. С ними Клаву ещё раньше познакомила Зина Бахарева и сказала, что люди они надёжные и давно хотят перебраться к партизанам или за линию фронта.

Клава тогда дотошно расспросила военнопленных, кем они были до войны.

Шошин оказался колхозником из Поволжья, в армии служил вторым номером в пулемётном расчёте; Ключников работал до войны кладовщиком на продовольственном складе, а в армии числился ездовым.

— А чем же вам на торфоразработках не по душе? — спросила Клава. — Пули не свистят… Работка через пень-колоду…

— Харч пустой… Никакого приварка нету, — простодушно пожаловался пожилой бородатый Ключников. — Того гляди, ноги протянешь.

— Да не слушайте вы его! — возмутился Шошин. — На душе у нас лихо… У меня два сына под ружьём. А мы вроде как на неметчине отсиживаемся.

Сейчас, встретив военнопленных у придорожных кустов, Клава спросила, как им удалось выбраться с торфоразработок.

— Охрана, она на шнапс дюже налегает, — объяснил Шошин. — Утрамбовались так, что до завтрашнего полдня не хватятся.

Клава покосилась на Ключникова, на спине которого громоздился туго набитый вещевой мешок.

— Чем это вы нагрузились?

— Да так, шурум-бурум всякий… Не оставлять же в бараке…

— Напрасно! Мешать будет. Переход вам предстоит большой. Придётся ещё взять оружие.

Шошин метнул на приятеля сердитый взгляд.

— Говорил тебе, не связывайся с барахлом, не на побывку к жене идёшь. — И он обратился к Клаве: — Я его порастрясу в дороге. Уж на меня положитесь. Вы только вызвольте нас, Клава Ивановна. Проводите до своих…

«Откуда они знают моё имя?!» — неприятно кольнуло Клаву, и она сухо оборвала Шошина: