Клеменс Меттерних. Его жизнь и политическая деятельность
Шрифт:
Эта последняя перемена особенно пришлась по вкусу Меттерниху, который несколько раз заявляет в своих письмах о том, что возлагает большие надежды на смелость Полиньяка. А когда вышли знаменитые декреты, уничтожавшие свободу печати и Хартию, Меттерних назвал королевский манифест, приложенный к ним, документом, “который не потеряет никогда своей цены”.
Вызванная июльскими декретами революция распространилась по всей Европе. В октябре того же 1830 года восстала Бельгия против голландского владычества, в декабре – Польша, в феврале следующего года произошли революции в Ферраре, Парме, Модене и Папской области. Германия тоже не осталась вне вулканического кольца. В сентябре 1830 года произошли крупные беспорядки в Лейпциге и Дрездене, в мае 1832 года была устроена в Гамбахе (Бавария) большая демонстрация, на которой впервые был поднят флаг “объединенной Германии”, составленный из трех цветов: черного, красного и желтого. Через год в апреле вспыхнуло вооруженное восстание во Франкфурте. Все эти события не были неожиданными для Меттерниха, как говорил он сам. Не он ли постоянно предупреждал европейских монархов относительно революционной опасности? Что он сам своей политикой увеличивал эту опасность, ставя препятствия спокойному и мирному течению прогресса, – того Меттерних не был в состоянии понять. Его задача теперь, как и всегда, оставалась неизменной: ее составляла борьба с революцией, под какими бы формами она ни являлась.
Тем не менее Меттерних не теряет ни одного случая, чтобы продолжить эту агонию. В революционных событиях он находит прекрасный повод снова сблизиться с русским двором. Еще при первом известии об Июльской революции Меттерних устраивает свидание с находившимся в это время в Карлсбаде Нессельроде и вместе с ним подписывает соглашение, известное под именем “Карлсбадского лоскута”. Его содержание заключалось в следующем единственном пункте: “Не вмешиваться во внутренние дела Франции, но и не позволять французскому правительству нарушать материальные интересы Европы и внутреннее спокойствие составляющих ее государств”. Подписывая эту бумагу, Нессельроде выражал опасения, что император Николай может не одобрить его поведения, так как он решил не связываться никакими обязательствами с западными государствами. Оказалось как раз наоборот. Июльская революция произвела также и на царя сильное, потрясающее впечатление. Он возненавидел Луи Филиппа и распорядился, чтобы на имя лишенного престола Карла X были внесены деньги в один из Эдинбургских банков. Вот почему Николай I не только встретил с радостью шаг, сделанный Меттернихом, но выразил и готовность “употребить оружие, чтобы остановить распространение разрушительных доктрин”. Польское восстание еще больше сблизило Австрию с Россией. Интересно отметить из одного письма Меттерниха слова, которые последний приписывает Николаю I. Меттерних сообщает австрийскому посланнику в Петербурге Финкельмонту, что император Николай, получив известие о польском восстании, сказал: “Вот плоды взаимного обучения”.
Для закрепления русско-австрийской дружбы в октябре 1830 года в Вену приезжал генерал Орлов, а три года спустя в Мюнхенгреце состоялось первое свидание между двумя императорами. Там была принята резолюция, обязывающая трех монархов – России, Австрии и Пруссии – являться на помощь, если кому-либо из европейских государей будет угрожать внутренняя или внешняя опасность. Таким образом, вместо погребенного в нава-ринских водах Священного союза возник новый союз трех северных держав.
Запасясь поддержкой России и Пруссии, Меттерних считал себя достаточно вооруженным для борьбы с революцией. Прежде всего он обратил внимание на внутреннее состояние Германии, которое угрожало непосредственно Австрии. Еще в октябре 1830 года, после беспорядков в некоторых германских государствах, Меттерниху удалось провести резолюцию, в силу которой каждый германский владетельный князь имел право, не требуя для этого никакого разрешения со стороны сейма, обратиться за военной помощью к любому из других немецких государств. В 1832 году Меттерних в согласии с Пруссией выработал программу мероприятий для подавления либерального движения; она состояла из шести пунктов; самый характерный из них был тот, в котором говорится об учреждении особой комиссии из делегатов всех немецких государств; задачей комиссии было не допускать, чтобы сеймы южногерманских стран своими решениями или дебатами угрожали внутреннему спокойствию других немецких государств. Но этого Меттерниху было недостаточно. Полтора года спустя, в январе 1834 года, он созывает в Вене министерскую конференцию, где было принято шесть новых резолюций, направленных против свободы печати, против гласности дебатов в сеймах, против университетов и так далее. По поводу этой венской конференции французский посланник Сент-Олэр писал своему министру: “Нет никакого сомнения, что весь план занятий выработан Австрией и Пруссией; обе державы желают, чтобы инициатива в проведении этих мер исходила от маленьких государств, которые, таким образом, будут казаться независимыми”.
Гораздо меньшим успехом пользовалась внешняя политика Меттерниха, в которой и теперь главным его врагом была Англия, ревниво оберегавшая свой самостоятельный образ действий. Во главе английского министерства иностранных дел находился энергичный лорд Палмерстон, который в скором времени достиг популярности Каннинга. Палмерстон не только признал новый порядок вещей, созданный Июльской революцией во Франции, но вошел и в соглашение с Луи Филиппом для разрешения бельгийского вопроса.
Мы уже упомянули, что Бельгия восстала и хотела отделиться от Голландии; голландский король обратился тогда за помощью к австрийскому императору, а тот ответил, что вследствие дальности расстояния может оказать лишь нравственную поддержку.
Франция и Англия придерживались сначала нейтральной политики. Но ввиду того, что восстание продолжалось, а голландский король открыто просил помощи Австрии, Пруссии и России против бельгийцев, Франция и Англия вмешались в пользу последних, и благодаря их усилиям Бельгия получила политическую независимость. Такой же самостоятельный образ действий проявил лорд Палмерстон и в итальянских делах. В 1834 году в Риме была созвана конференция делегатов великих держав для обсуждения вопроса о реформах, которые необходимо произвести в Папской области. Но по приказанию Палмерстона английский делегат Сеймур вышел из конференции, когда заметил, что все его советы разбиваются об упорство папского правительства и об интриги Меттерниха. Палмерстон протестовал и против реакционных мер, которые Меттерних проводил в Германии в 1832 – 1834 годах. Английский министр основывал свой протест на том факте, что Германский союз как создание Венского конгресса находится под покровительством и контролем всей Европы. Так как Австрия – самое влиятельное из государств германской конфедерации, Палмерстон просит, чтобы она “своим влиянием обуздала непомерное усердие сейма и помешала проведению мер, которые повлекут за собою смуты и войны”. Меттерних, конечно, сразу понял настоящий смысл депеши Палмерстона. Все, что последний говорил о “неумеренном усердии сейма”, относилось, в сущности, к Австрии. Он желал пригрозить ей, а немецких владетелей ободрить в их сопротивлении. Отправляя вышеприведенную секретную депешу Меттерниху, Палмерстон одновременно послал копии всем германским дворам, – обстоятельство, которое привело австрийского министра в еще большее негодование. Он посылает в ответ Палмерстону длинное объяснение, написанное сравнительно спокойно и любезно; но он изливает все свое негодование на английского министра в циркулярной депеше к немецким дворам, которым он советует отвергнуть решительно и энергично всякое чужое вмешательство во внутренние дела Германии. Известно, что Меттерниху все-таки удалось
Посмотрим теперь, каковы были отношения между Австрией и Францией. Луи Филипп был для Меттерниха и императора Франца узурпатором чужого престола. Если сам Меттерних нередко скрывал свое мнение по некоторым соображениям, то его близкие, наоборот, высказывались без стеснения. В особенности непримиримой была княгиня Меттерних, слова которой однажды чуть не привели к дипломатическому столкновению между Австрией и Францией. Это случилось так. На балу во французском посольстве, в январе 1834 года, французский посланник Сент-Олэр, увидев на княгине Меттерних великолепную диадему, сказал ей следующий комплимент: “Какие чудные у вас бриллианты, они как будто из царской короны”. – “Каковы бы они ни были, – отвечала гордая легитимистка княгиня Меттерних, – я их, по крайней мере, не украла!” Когда в начале 1835 года двое из сыновей Луи Филиппа предприняли путешествие по Европе, император Франц нарочно уехал из Вены, чтобы не встречаться с ними. Этим самым отвращением к узурпатору-королю, подобравшему свою корону на баррикадах Июльской революции, объясняется и отказ, на который наткнулся герцог Орлеанский – наследник Луи Филиппа, когда в 1836 году он просил руки одной австрийской эрцгерцогини.
Но это нерасположение к личности французского короля не распространялось на всю его политику. Как увидим, были вопросы, в которых Австрия и Франция приходили в столкновение, но были и такие случаи, когда Меттерних сходился с Луи Филиппом.
Последний сыграл во Франции двоякую роль: если, с одной стороны, он был узурпатором престола Карла X, то с другой – своим появлением он предупредил провозглашение республики. И вот за это Меттерних мог быть только благодарен Луи Филиппу. “Да, он поцелуем задушит Республику”, – говорил Меттерних французскому представителю, генералу Белльару, когда тот рассказывал подробности известной сцены на балконе Парижской ратуши, где Луи Филипп поцеловал Лафайета. Но сейчас после этих слов Меттерних прибавил: “Однако думаете ли вы, что все ваши поцелуи будут увенчиваться таким же успехом?” Политика Луи Филиппа до конца отличалась двойственностью. Он должен был носить известную либеральную маску, так как своим престолом был обязан революции; с другой стороны, его положение как монарха, желавшего войти в семью европейских царствующих домов, естественным образом влекло его к реакции. Двоякого рода соображения постоянно сказываются во всех действиях Луи Филиппа. В то время, как он уверяет французов, что его управление “самая лучшая из республик”, его представитель в Вене вместе с Меттернихом восхищается его предательским поцелуем Лафайету. Таким же двойственным характером отличалась и внешняя политика Луи Филиппа. В первые годы своего царствования, когда ему нужно было поддерживать вызванные его восшествием иллюзии, Луи Филипп являлся в своей внешней политике защитником национальностей. Читателям уже известно, что он заступался за Бельгию; он взял на себя точно так же защиту итальянских государств и, когда австрийские войска заняли Парму, Модену и часть папских областей, Луи Филипп распорядился о занятии французскими войсками Анконы. Позже, в 1834 году, после Мюнхенгрецского соглашения между Россией, Пруссией и Австрией, министр иностранных дел де Бролльи категорически заявил, что Франция никаким образом не может допустить вмешательство тройственного союза во внутренние дела Бельгии, Швейцарии и Пьемонта. Когда же либеральная внешняя и внутренняя политика Франции уступила место реакционной, между Луи Филиппом и Меттернихом установились правильные дружеские отношения. Особенно доволен был Меттерних политикой Гизо. В своих похвалах по его адресу он дошел до того, что и сам Луи Филипп стал просить Меттерниха быть более умеренным, а то иначе Гизо возгордится и не захочет слушать советов короля.
Хотя консервативный дух проникнул все правительства Европы, Меттерних далеко не был спокоен относительно будущего. Он чувствовал, что в самом обществе протест был сильнее, чем когда-либо. Париж, Лондон, Швейцария были полны изгнанниками Молодой Германии, Молодой Италии, Молодой Венгрии, которые поддерживали постоянные сношения со своей родиной и деятельно готовились к решительной борьбе. Меттерних старается разрушить все гнезда преступной агитации, требует от Франции принять меры против Берне и его друзей; повелевает Швейцарии выслать Мадзини. Но и эти, и все другие меры помогают мало.
Высланные переезжают в Англию и продолжают оттуда плести заговоры. Особенно сильно было движение в Италии. Оно охватило все сферы итальянского общества, начиная с простого народа и кончая аристократами, находящимися на службе в Австрии. Интересно в этом отношении следующее место из дневника княгини Меттерних, помеченное мартом 1844 года. “Клеменс очень встревожен известиями, которые приходят из Италии. Очень вероятно, что Мадзини собирается предпринять что-нибудь в апреле. Он находится теперь в Лондоне, и лорд Абердин сообщил, что он не в силах помешать пересылке оружия и денег из Англии в Италию. Клеменс получил известие, что оба сына нашего вице-адмирала Бандьера бежали от своего отца, чтобы пойти служить под начальством Мадзини”.
Менее тревожные, но столь же неутешительные известия приходили из всех государств. В Швейцарии борьба между либеральными и консервативными кантонами кончилась в пользу первых. В 1846 году вспыхнуло восстание в герцогстве Краковском, имевшее, по словам Меттерниха, “коммунистическую подоплеку”.
Австрия воспользовалась этим обстоятельством, чтобы присоединить Краков к своим владениям с согласия России и Пруссии и несмотря на протесты Англии и Франции. В том же 1846 году на папский престол взошел Пий IX, который, к большому негодованию Меттерниха, пошел по пути либеральной политики; ее влиянию поддался и пьемонтский король Карл Альберт. В Германии тоже происходили угрожающие перемены. Теперь не только мелкие владетели, но и Пруссия с ненавистью переносила австрийскую гегемонию, и первым важным протестом против последней явился известный Zollverein, из которого Австрия была исключена. “Это одно из самых крупных событий нашей эпохи”, – говорил Меттерних, от проницательности которого не могло ускользнуть громадное политическое значение таможенного союза. Он переносил центр влияния из Вены в Берлин. Так же сильно должна была беспокоить Меттерниха перемена царствования в Пруссии. Умерший в 1840 году Фридрих Вильгельм III находился под полным влиянием Меттерниха, с которым его связывала тридцатипятилетняя непрерывная дружба. Его преемник Фридрих Вильгельм IV уже при восшествии на престол заявил свою независимость, выказав сочувствие либеральным идеям. В Штольфельзе в 1845 году, при свидании с Меттернихом, король объявил намерение созвать в Берлине представителей всех провинциальных сеймов. “Конечно, я не допущу, – прибавлял он, – чтобы это собрание превратилось во что-либо похожее на французские Генеральные штаты”. “Вы созовете провинциальных депутатов как таковых, – возразил Меттерних, – но вы не можете помешать им организоваться в Генеральные штаты; воля Вашего Величества недостаточна, чтобы предупредить это. Вы свободны в ваших действиях, но последствия вне вашей власти...”