Клён и братья Гнева
Шрифт:
– Представляю, какое там будет столпотворение, – протянула я, откладывая в сторону увесистый том с легендами. Этот разговор, подчеркивающий осведомленность Тео в великих делах, требовал полного внимания с моей стороны. И я совсем не против подыграть ему.
Он кивнул, а малыши захихикали, услышав новое слово. «Створение полтов», – прошептал Юль, и Рос, хрюкнув, зарылся носом в мягкую шкуру.
– После Вторжения осталось так же много вдовцов, – интонации в голосе Тео были чужими. Он явно повторял чьи-то слова.
– И таких как я – перецветов – можно будет неплохо пристроить.
Я улыбнулась. Не может быть, чтобы Тео и в самом деле собирался «пристроить» меня.
– Клен – перецвет, – глухо донеслось откуда-то из дебрей шкуры. Рос сдерживал новый приступ смеха.
– Перецвет, – средние близнецы выдохнули в один голос. Они тоже не смогли удержаться.
Я потрепала оттопыренные розовые уши братьев, облепивших меня с двух сторон.
– И что тут такого смешного? – но не выдержала и сама улыбнулась. – Хотя, конечно… Тео, а откуда это платье? Ну да, то, что держишь в руках?
– Тебе нравится? – он неловко распрямил в руках нежную ткань. Золото на ней неторопливо и благородно звякнуло. – Это… Мамино.
– Как оно может не нравиться, Тео?! – я поднялась с кресла, перешагнула через светлые макушки, чуть тронутые характерной рыжиной наследников Дома Шиори, и остановилась перед Тео, старательно изображавшим платьевую вешалку.
Почти не касаясь, легонько провела пальцем над ослепительной висюлькой: солнечно-рыжее переходило в чернь, плотно обволакивающую ярко-зеленые драгоценные капли.
– Ты заходил в комнату родителей?
Он кивнул. Я растрогалась еще больше. Мы старались обходить стороной заброшенные апартаменты мамы и папы, чтобы лишний раз не рвать сердца. Так что Тео совершил ради этого выезда большое усилие над собой.
– Я поеду на раут, – сказала я благодарно. – И непременно надену это платье. Только, наверное, придется подогнать под себя…
Он покачал головой.
– Ты сейчас выглядишь точь-в-точь как мама. Не думаю, что нужно что-то сильно менять.
Я благодарно улыбнулась брату. И средние, и младшие близнецы уставились на меня во все глаза. Они не помнили маму, и сейчас пытались представить, как она выглядела. Семейный архив погиб в волне Вторжения, и Тео оставался единственным из всех нас, кто представлял лица наших родителей.
– Тео, – сказал вдруг Юль тихо, но мы все услышали. – А ты… Твой Гнев… Он не может сделать так, чтобы у нас были портреты… Ну хоть один. Мама и папа.
Все молчали, но думали то же самое, что и малыш Юль. Я точно ощущала, что мы все с напряжением ждем ответа от Тео. А вдруг? Может быть…
Но Тео покачал головой:
– Даже пробовать не стану. Я совершенно уверен, что не смогу. Юль, Гнев действует только на физические объекты. Воссоздать или уничтожить
У Юля и Роса широко раскрылись глаза. Они изо всех сил пытались понять, как вытащить из памяти съеденные вчера пироги.
– Не пытайтесь, – рассмеялся Ранко. – Не сможете.
Кажется, они с Юсой тоже были разочарованы. Такие здоровые, а все еще, как дети. Наверное, только что прикидывали возможность материализации исчезнувших пирогов.
– Хватит, – сказала я, осторожно принимая из рук Тео платье. – У нас есть одна особа, которая может воссоздавать любые булки. И сейчас она пойдет на кухню, а через пару часов вы сможете не только представить, но и осязать всякие разные пироги.
– Кто эта… особа?! – закричал Юль.
– Клен, дурашка, – потрепал его по голове Ранко. – Только Ле умеет проводить материализацию некоторых воспоминаний. И делает она это лучше всех на свете.
3. Почему они интересуются мной?
Когда экипаж непривычно затрясло на мостовой – он выехал за пределы Дома Шиори, я отдернула занавеску и с любопытством выставилась в небольшое сквозное окно. Я так давно не покидала внутренние устои Дома! Тео мог подробно рассказать о жизни вне Дома Шиори, но в поместье было столько важных дел, что я особо и не интересовалась происходящим за его пределами.
– Отстроили городскую ратушу, – сообщал кратко Тео, – она пострадала больше других зданий, потому что самая высокая в округе. Обрушенный купол лежал несколько лет грудой хлама. Наконец-то Гнев дошел и до нее.
И я кивала, хотя меня больше беспокоило невероятно жаркое лето, от зноя которого вся зелень и вершки, старательно возделываемых мной овощей, пожухли и покрылись темными пятнами. Сколько из всего этого останется пригодным для еды? Это самое важное. А ратуша… Тео говорил, что она была прекрасна и значительна. Но я не помнила ратушу. И площадь Нижнего Ронга не помнила. И Верхний Ронг тоже не вызывал в моей памяти никаких ассоциаций.
Я просто знала, что буквально накануне и в большой спешке в ратуше заново воздвигли зал для раутов. Тео тоже принимал в этом участие – его Гнев на глазах креп, становился все более внушительным. Он чувствовал свою нужность, незаменимость. А я была очень рада, что теперь с ним Хозяева из других Домов. Они направляют и корректируют его Гнев, который высвобождался самостийно, без наблюдения, воспитания и необходимого направления.
Я ничем не могла помочь Тео. Помню, что сильно испугалась, когда чистая энергия проявила себя в первый раз. Я и не знала, что он существует. Гнев.