Клетка класса люкс

Гарина Дия

Обладательница же несносного характера тоже помалкивала, видимо, ослабнув во время болезни. А если и обращалась ко мне, то достаточно вежливо и немного печально, как человек, вынужденный смириться с неизбежным злом.

Так продолжалось почти неделю, а потом…

– Сегодня мы едем в город – объявила мне Эля, отодвигая от себя тарелку с недоеденным супом. – Доктор сказал: уже можно. А то я совсем с ума сойду. Десять дней тут торчу безвылазно.

– Давно пора, – неожиданно поддержала ее госпожа Челнокова и притворно вздохнула, – а то жиром заплывешь без движения, кто тебя тогда замуж возьмет, бедняжку.

На

мой взгляд, чтобы заплыть жиром, Эле понадобилось бы не меньше десяти лет сидеть на одних тортах и вставать из-за стола только для того, чтобы посетить отделанный мрамором санузел. Но, поскольку Светлана Семеновна во время завтрака ни о чем другом думать не могла, ее падчерица даже глазом не моргнула и продолжала развивать свою мысль:

– Сегодня в «Экране» классный фильмец будет. С этим… как его… ну, тебе, Света, нравится… А, вспомнила! С Дени де Вито. Мне он тоже не в лом – прикольный. Квадратненький такой – метр на метр. Как раз твой любимый образ мужчины. До сих пор не пойму, почему ты за фазера вышла? Он же совсем другой.

– Помолчи, Эля, – неожиданно вмешался Павел, почтивший нас нынче своим присутствием, и так зыркнул на сестру, что та сразу сникла. А я, напротив, воспряла и тут же загрузилась вопросом: чего это старшенький мачеху защищает? Да еще какую мачеху – молодую красотку на три года младше него. А если… И почему это язва-Элька, которая даже отцу перечит через раз, после братского замечания скисла, точно неубранное в холодильник молоко?

– Так мы поедем в город? – пришедшая в себя Эля в упор посмотрела на меня.

– Поедем, – со вздохом согласилась я.

Так начался мой первый рабочий день в качестве Элиной телохранительницы.

Честно говоря, я думала, что мы двинем в город сразу же после завтрака. Не тут то было. Эля полдня убила на то, чтобы подобрать себе прикид для первого в этом году выхода «в свет» на исторической родине. И в конце концов остановилась на ослепительно розовых бриджах, усыпанных цветными стразами в самых интересных, я бы даже сказала интимных местах. Розовое безобразие дополнил алый топик, вызывающе обтягивающий то, что у Эли еще не выросло. То есть предполагающуюся грудь.

Глядя на результат полдневной возни с тряпками, я только зубами скрипнула. В конце концов, в мои обязанности не входило выбирать одежду для охраняемого объекта. Но когда Эля подсела к зеркалу, чтобы «сделать себе лицо», и потянулась за ультрамариновыми тенями, я не выдержала:

– Не твой цвет, подруга.

– Серьезно? – протянула маленькая засранка, недрогнувшей рукой нанося на веки продольные полосы. – А если оранжевенького добавить?

Вслед за синими полосами на веках появились оранжевые пятна. Мама дорогая, за что мне такое наказание?!

– И еще черненького…

На этот раз имелись в виду губы.

Я уже собиралась сгрести девицу в охапку и тащить в ванную, чтобы вернуть чертовке нормальный человеческий облик, и вдруг… Рядом с размалеванной мордашкой Эли, выжидательно глядевшей из зеркала, память явила мне собственное лицо тринадцатилетней давности. Ничего так лицо, симпатичное. С губами, выкрашенными белой помадой, на которую ушла чуть не вся стипендия, глазами подведенными синей тушью до самых висков, кирпичным румянцем во

всю щеку и лбом, замаскированным редкой сиреневой челкой. Короче, лицо первокурсницы, всерьез полагавшей, что теперь-то весь мир принадлежит ей. Без балды.

Я даже рассмеялась так, как не смеялась уже очень давно: весело и беззаботно, чем привела свою подопечную в состояние легкой паники. Такой реакции от престарелой курицы, приставленной портить ей жизнь, Эля явно не ожидала. Но быстро справилась собой.

– А разве ты не переоденешься? – поинтересовалась она, невинно хлопая неподъемными из-за килограммового слоя туши ресницами. – В таком виде только в переходе побираться…

– Так мы и будем побираться! – не осталась я в долгу. – Встанем в центральном и завоем: «Подайте на корочку хлеба жертвам олигарха Челнокова». Ты разве не в курсе, что твой папа мне еще денег на текущие расходы не выделил? Не знал, что ты сегодня будешь в состоянии предпринять вылазку в город.

– Ноу проблем, – отмахнулась Эля, извлекая из сумочки несколько смятых купюр. – Ста фунтов на кино хватит? Я знаю, где поменять…

«Интересно, откуда», – подумала я, но решила поберечь нервы и просто скомандовала:

– Тогда пошли!

Наступающий вечер не принес долгожданной прохлады, и небольшая площадь перед центральным кинотеатром города, сулившим любителям «важнейшего из искусств» все прелести стереозвука, была пуста. Обильно рассыпанные по ней мини-кафе тщетно зазывали редких зрителей в прохладу оборудованного кондиционерами кинозала. С рекламного щита, торчащего перед «Экраном», строил рожи нелюбимый мной Дени де Вито. И, судя по недовольно сморщенному личику, Эля тоже не слишком его жаловала, вопреки тому, что наболтала в столовой.

– Ну что, пошли? – неуверенно предложила она, глядя на меня в надежде, что я воспротивлюсь.

И, конечно же, я воспротивилась.

– Знаешь что, Эля, а пойдем-ка лучше в театр.

– К-куда? – зеленые глаза распахнулись во всю ширь и удивленно захлопали синим частоколом ресниц.

– В театр, по-английски – «фиатер», – мстительно пояснила я. Там сегодня «Чума на оба ваших дома» идет. Думаю, тебе понравится.

– Ты откуда знаешь? Смотрела уже?

– Смотрела…

– И второй раз из-за меня пойдешь? – похоже, такое самопожертвование всерьез озадачило мою подопечную.

– Третий, – улыбнулась я.

– Поня-ятно, – Эля нахмурила лоб и по прошествии недолгого молчания разродилась закономерным вопросом: – А это про что?

– Так про любовь, знамо дело. В любой пьесе, если хорошенько вглядеться, вокруг нее, матушки, все и крутится… – горечь в моем голосе заинтересовала Элю куда больше, чем дальнейшие пояснения. – Ромео и Джульетту читала?

– Смотрела, – буркнула представительница поколения МТV. – На английском. Когда учила язык.

– Ну, тогда все в порядке, – облегченно вздохнула я. – По крайней мере, не будешь доставать меня вопросами, кто такие Монтекки и Капулетти. Потому что эта пьеса – как бы продолжение шекспировской трагедии. Взял дядя Горин и комедию написал о том, что случилось после того, как молодые и глупые влюбленные богу душу отдали, потому как обеим семьям их души оказались без надобности. И тоже про любовь. Только совсем другую.