Клетка

Ловелл Л. П.

Мои ноздри раздуваются.

— Какого хрена ты послал ее? Из всех, кто здесь есть, ты посылаешь мою женщину, ты больной ублюдок. Клянусь богом, если я когда-нибудь увижу тебя снова, я перережу тебе гребаное горло.

— Американцы такие злюки. — Он ухмыляется. — Я послал ее, потому что у нее есть самая убедительная причина: материнская любовь.

Сглотнув, я смотрю на экран.

— Ты долбаный идиот, — бормочет Габриэль. — Картелю наплевать на материнскую любовь.

Ронан смеется.

— Ах, мой друг. Может и да, но они купятся на тот факт, что Виктория готова

предать своего любимого в обмен на свою милую дочь. — Он улыбается, как больной ублюдок. — Ты же знаешь, что они убьют всех вас, если вы не убьете их. Это единственный способ. — В его глазах мерцает безумие, которого я никогда раньше не видел. — Засада, — смеется он.

— Он, блядь, больной, — шепчет Габриэль. Тишина. Я не сомневаюсь, что Тор согласится с этим планом, и я не сомневаюсь, что она будет убедительной. Я видел, как она это делала раньше, но… — Что, если они поймут все? — спрашиваю я.

— Они бы заметили, если бы это была ложь… — Это слово повисает в воздухе. — Но твоя женщина не думает, что это ложь. Она действительно сделает все для твоей дочери, американец. Даже продаст свою единственную, настоящую любовь. — Он приподнимает бровь и выпускает струю дыма через губы.

Я борюсь с ощущением удушья, проникающим в горло. Я борюсь с болью, которая угрожает поглотить меня. Я хочу убить их всех — Ронана, Бориса, Хесуса… Я сжимаю пистолет. Мой палец играет на спусковом крючке. Часть меня раздавлена тем, что Тор продала меня, но большая часть меня, чертовски гордилась этим. Для меня важны только она и Кайла. Я знаю, что она сделала это, чтобы спасти Кайлу, я просто хочу, чтобы она мне рассказывала о планах. Мое сердце бешено колотится в груди, по лбу стекает пот, и я глубоко задерживаю дыхание.

— Не расстраивайся, друг мой, — говорит Ронан. — В этом случае она хорошая женщина.

Рыча, вырываю ноутбук из рук Бориса и швыряю его об стену. Экран трескается и раскалывается, везде разлетаются куски пластика. Борис фыркает и качает головой, прежде чем повернуться и пойти по коридору.

— Это хреновая чушь, — кричу я, глядя на Марни и Габриэля.

Габриэль шагает рядом со мной, кладя руку мне на плечо.

— Он так плотно сплел эту паутину, что как ни крути, но ты в нее запутаешься.

34

Тор

Я сижу у окна и смотрю, как солнце медленно поднимается в небо. Они оставили меня здесь на всю ночь. А чего мне стоило ждать? Я тянусь за ожерельем, сжимая маленький амулет в виде колибри, который сразу же наводит на мысль о Джуде. Я смотрю во двор внизу, наблюдая, как люди проходят мимо с пистолетами за спинами и сторожевыми собаками за ними.

В конце концов, дверь в мою комнату распахивается. В дверном проеме появляется человек с пистолетом и кивает головой, показывая мне, чтобы я последовала за ним. Я поправляю платье руками и медленно иду к двери. В тот момент, когда я подхожу к нему, его рука сжимается вокруг моей руки, что на наверное появится синяк. Он ведет меня через дом, пока мы не доходим до двери, ведущей на улицу.

Раннее утреннее солнце ослепляет

меня, когда мы идем вдоль дома на большую террасу. Среди ярких лучей я с трудом различаю силуэт человека, сидящего на краю палубы. Парень с пистолетом отпускает меня, толкая вперед с такой силой, что я пошатываюсь. Я ловлю себя на том, что спотыкаюсь в тени усыпанной цветами беседки и подхожу к человеку, спокойно сидящему на плетеном стуле с газетой на коленях. Его седеющие волосы влажные и убраны с лица. В белой рубашке и льняных брюках он похож на любого нормального бизнесмена. Когда я подхожу, он отрывается от бумаги и смотрит на мужчину позади меня.

— La esposa del corridor de apuestas, — смеется мужчина через мое плечо.

Мужчина в кресле улыбается, отмахиваясь от парня. Я нервно стою, мое сердце колотится, когда его темные умные глаза скользят по мне. Опираясь локтем на подлокотник кресла, он прижимает указательный палец к губам.

— Виктория Дево во плоти, — протягивает он с едва заметным акцентом. — Или Пирсон?

— Я полагаю, Хесус Лопес? — говорю, пытаясь казаться спокойной, хотя я совсем не такая.

Он поднимается на ноги и медленно приближается ко мне, его ухмылка становится шире с каждым шагом. Он останавливается прямо передо мной, и я смотрю на него. Он высокий, но не такой высокий и широкий, как Джуд. Сильный запах его одеколона пересиливает мои чувства, когда он берет прядь моих волос и накручивает вокруг пальца.

— Джуд Пирсон и Габриэль Эстрада стали бельмом на моей карьере в последние недели. Я потерял своего брата и одного из моих людей из-за их рук, а босс — ну, Доминго хочет вернуть своего сына и посадить их головы на колы. Андреа — единственная причина, по которой они все еще живы. Ты попала в самый разгар войны, сеньорита. Каким же безрассудным должен быть Пирсон, чтобы послать свою женщину сюда.

Я осторожно делаю шаг назад, мои волосы выпадают из его рук.

— Он не знает, что я здесь, — дрожит мой голос.

— Итак, — он приподнимает бровь, — почему ты здесь?

Мой темперамент опасно бурлит.

— Потому что ты забрал мою дочь!

Он смеется, и ухмылка не сходит с его лица. Он указывает на один из стульев.

— Садись, пожалуйста.

Я сажусь в плетеное кресло, а Хесус садится рядом со мной. Отсюда я вижу одного мужчину, вырисовывающегося в дверном проеме двойных французских дверей, ведущих обратно в дом. По какой-то причине его присутствие меня немного утешает. Хесус откидывается назад, неторопливо скрещивая ноги.

— Я забрал твоего ребенка, сеньорита. Ничего личного. Просто бизнес.

Я так крепко сжимаю подлокотники кресла, что чувствую, как мои ногти сгибаются и кричат в знак протеста.

— Она мой ребенок. Здесь не может быть ничего личного, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

— У Пирсона появилось несколько опасных друзей. — Он пожимает плечами, прежде чем взять чашку кофе с маленького столика рядом с собой. — Габриэль Эстрада, — вздыхает он и склоняет голову набок. — Это проблема. Это проблема для меня, а значит, проблема для твоего мужчины, а теперь… и для тебя.