Клэй из Виргинии
Шрифт:
– Конечно. Вы готовы плыть в половине шестого?
– Я готова, – улыбнувшись, отозвалась Клэй.
Следующим утром, когда небо сменило цвет с розовато-серого на ярко-голубой, баркас Хаджи медленно пробирался вдоль благоухающего побережья, минуя рыболовецкое судно и крытые соломой домики, возвышавшиеся над водой на шестах, и лавируя между банкас – маленькими моторными каноэ местных жителей, спешащих на рынок.
Хаджи указал на скопление деревянных плотиков с ярко раскрашенными парусами.
– Видите эти винтас? Это морской цыгане. Живут в
– Ладно, я пока спущусь вниз: перезаряжу осветители и заправлю акваланг.
– Будьте спокойны. Думаю, у нас не будет проблема с ныряльщиками.
– Проблема? – Клэй с подозрением взглянула на проводника. – О каких проблемах ты говоришь?
– Ну… – Хаджи пожал плечами. – Вы знаете, не все ныряльщики такой, как я. Многие из них суеверный. Не хотят, чтобы люди видели, как они ныряй. Особенно делай фото.
– Хаджи! Почему я только сейчас об этом узнала? Ты обещал, что все будет в порядке.
– Да, может быть и так. Мой брат Хаким, он не возражай, чтобы вы с ним ныряли. Но он говорит, что Абдул, хозяин лодки, не хотел, чтобы туда приезжала женщина.
Клэй вздохнула. Теперь, когда Хаджи заговорил об этом, она ничуть не сомневалась, что у него наготове решение возникшего затруднения; вот только ей опять придется раскошелиться.
– Как ты думаешь, что я должна сделать?
– У вас есть какой-нибудь вещь, который вы могли бы подарить Абдулу?
– Но ведь я сказала, что заплачу ему и каждому ныряльщику по сотне песо!
– Я знаю, миз Клэй. Но Абдул – очень гордый мужчина. Если у вас есть что-нибудь особенное, который вы ему подарить, это бы помогло…
– Ладно, Хаджи. Что ты пообещал Абдулу, кроме сотни песо?
Хаджи сделал невинное лицо.
– Я не обещай… – Он осекся под пристальным взглядом Клэй и нервно ухмыльнулся. – Ну, может быть, транзисторный радио…
– Хаджи! У меня нет с собой приемника!
– А фотоаппарат? Клэй покачала головой:
– У меня очень дорогие камеры… и они нужны мне все до единой.
– Магнитофон?
Клэй вновь вздохнула.
– Хорошо. Думаю, я смогу расстаться с магнитофоном. Но только после того, как возьму у ныряльщиков интервью.
Хаджи заулыбался:
– Будьте спокойны, миз Клэй. Я думай, Абдул станет счастливый.
– Хорошо, если бы так, – пробормотала себе под нос Клэй, спускаясь в каюту.
Хаджи бросил якорь в чистой голубой воде бухты у северо-западного побережья острова Холо бок о бок с судном ныряльщиков. Вокруг лодок кружил любопытствующий электрический скат, чуть дальше в море выпрыгивали из воды, весело кувыркаясь, дельфины.
– Вы ждать здесь, – распорядился проводник, взбираясь на борт лодки. Абдулу, хозяину судна, мусульманину с густой бородой, на взгляд Клэй, было далеко за пятьдесят. Он приветствовал Хаджи улыбкой, но на Клэй посмотрел с непроницаемой холодностью. Клэй улыбнулась первой и кивнула, но лицо Абдула Хакима лишь сделалось еще строже. Ныряльщики хранили молчание, безучастно наблюдая за происходящим,
Хаджи и Абдул двинулись на нос баркаса и, встав к остальным спиной, о чем-то горячо спорили приглушенными голосами, время от времени оглядываясь на гостью. Клэй чувствовала себя так, словно ее выставили в витрине. «Все будет хорошо», – твердила она себе. Она проделала дальний путь и не позволит Абдулу сорвать задание редакции.
Абдул говорил все громче; Хаджи просительно улыбался. Несколько минут спустя он подошел к борту и позвал Клэй:
– Миз Клэй? Я не знай, как быть. Абдул говорит, эти люди суеверные. В этом месте водятся черногубый жемчужный раковины, очень редкий. Абдул боится, что, когда другой люди прочитай вашу статью, они приедут сюда и заберут все раковины.
– Никто даже не догадается, где были сделаны фотографии. По подводным снимкам и фотографиям людей на лодке невозможно определить место, – ответила Клэй.
Хаджи кивнул и вернулся к Абдулу, чтобы втолковать ему слова Клэй. Они еще немного поспорили, причем Хаджи яростно жестикулировал. В конце концов Абдул махнул Клэй рукой, предлагая подняться на борт.
– Значит, вы сделай хороший фотографий, – сказал он. Клэй удивилась тому, что Абдул говорит по-английски; ей было известно, что в филиппинских школах изучают английский, но она считала, что жителям архипелага этот язык ни к чему.
– Постараюсь, – ответила она.
– Вы прислать мне журнал?
– Обязательно. Вам, вашей семье и вашим друзьям.
Абдул молча кивнул.
Клэй поняла, что настало время выкладывать главный козырь – интервью с ныряльщиками можно и застенографировать. Как бы то ни было, они вряд ли могли очень уж много рассказать. Клэй достала свой магнитофон «Сони» и протянула его Абдулу вместе с чистыми кассетами.
Пока Абдул придирчиво осматривал подарок, Клэй всеми доступными способами выражала ему свою благодарность и заверяла, что не помешает работе ловцов. Наконец Абдул еще раз кивнул, внушительно посмотрел в глаза Клэй и сказал:
– Я думай, миз Клэй, что все в порядке. Вы никому не скажете, где мы ныряй?
– Я напишу только, что снимала у побережья, а Холо – большой остров…
Абдул вновь посмотрел ей в лицо и улыбнулся впервые за все время разговора, показав огромные белоснежные зубы:
– Вы можете спускаться в воду, когда захотите.
Чуть позже Клэй появилась из каюты в ярко-красном лайковом гидрокостюме; на запястьях ее красовались подводные часы, глубиномер и компас.
Она аккуратно разложила на палубе свою аппаратуру: две водонепроницаемые камеры «Никон», одна из которых была снабжена 15-миллиметровым широкоугольным объективом, а вторая – 16-миллиметровым объективом «рыбий глаз»; два фотоаппарата «Никон-F» в алюминиевых боксах с 55-миллиметровыми микрообъективами «Никкор»; еще один «Никон-F» со 105-миллиметровым объективом «Никкор» и специальной насадкой для съемки самых маленьких рыб; шесть подводных ламп-вспышек по две на каждом штативе и, наконец, экспонометр «Луна-про» в плексигласовом боксе, который она смастерила собственными руками.