Клей
Шрифт:
– Видел вчера Лексо… – Бодрость, с которой он начал, сникала по мере того, как он вспомнил, что Кридо и Лексо разбежались много лет тому и с тех пор так и не восстановили никаких отношений. – Ну, в клубе «Фриндж».
Терри сморозил что-то типа:
– Так вот где теперь все модные чуваки тусуют!
Кридо задыхался от немой ярости. Мало того что Биррелл с Насморком привели этого оборванца охуевшего, так они ещё смеют упоминать в его доме имя Лексо ёбаного Сеттерингтона.
– Так, у меня, короче, дела. Увидимся позже.
Кридо кивнул на дверь, и Рэб с Джонни с огромным облегчением вышли. Уже перед выходом из подъезда Терри сказал:
– Ну не охуевшая ли тварь.
–
– Вежливость ничего не стоит, а какое впечатление о шотландском народе создаётся у нашей американской гостьи?
Рэб пожал плечами и открыл дверь подъезда. Краем глаза он заметил такси и выскочил на улицу, размахивая рукой.
АЭРОПОРТ СИДНЕЯ, НОВЫЙ ЮЖНЫЙ УЭЛЬС, АВСТРАЛИЯ
СРЕДА 23.00
Надо обязательно взять чего-нибудь в самолёт. Транквилизаторов или ещё какого дерьма. Влетаю в аптеку и чуть не падаю на прилавок с бритвами. Сука, сука, сука.
– Сука, – зашипел я сквозь зубы, и малышка за прилавком смотрит на меня и видит бомжару вонючего.
Рядом со мной грациозная чистал Хелена похожа на сиделку, сопровождающую непоседливого подопечного, она всё разруливает, а у меня из кармана вываливается мелочь и просачивается сквозь пальцы на пол.
Риди и Парлор Мейд делают шаг назад, им немного стыдно. То же повторяется и на стойке бронирования, на регистрации, на таможенном досмотре. Но меня всё-таки взяли на этот рейс, сила убеждения Хелены оказалась мощнее грёбаной бюрократии. Без неё я б в аэропорту и пяти минут не продержался, не то чтоб на самолёт попасть.
Но ведь мне нужно домой.
Мой старик. Старый чертяка просил меня только об одном: чтоб я держал связь. Я даже этого не смог. Эгоист, эгоист, сучий эгоист. По линии генетики этому неоткуда взяться. Мои родители, они такими никогда не были. Их родители тоже. Это только я испорченный, готовый всё себе простить, слабак, эгоист.
В детстве он всегда говорил мне – будь собой. Я же был слишком активен, пиздец как выпендривался, и мама немного волновалась перед семейными собраниями, не заставлю ли я их краснеть. А вот старик мой никогда не парился. Бывало, отведёт меня в сторону и скажет: «Будь собой. В жизни только и надо, что быть самим собой».
И не то чтоб это было так просто, наоборот, это было самое сложное, требующее особых усилий задание.
И вот я уже готов пройти на посадку и уже попрощался с Риди и Селестой Парлор, они уже отправились в бар. Хелена здесь, со мной, я сжимаю её руку, хочу остаться, но должен идти. Я не способен говорить и поэтому просто смотрю ей в глаза – в надежде, что она сама сможет прочесть там всё, и с опаской, что ничего, кроме страха и тревоги за моего старика, она там не увидит. Я вспомнил, как однажды она сказала мне, что хотела б побывать в Лондоне. Я разразился тирадой, что Лондон скучный, разрекламированный, подавляющий, снобский город и что, , если говорить об Англии, значительно интереснее было бы побывать где-нибудь в Лидсе или Манчестере. Ленивое спокойствие туриста, звучавшее в её фразе, меня просто взбесило. Конечно же, я обрушил на неё собственные нервозы, последствия неудач. Это было простое, абсолютно невинное замечание, а я повёл себя как грубый самодур, как часто бывало с девушками, с которыми у меня были слишком длительные отношения. Обжираясь наркотиками, я схуебился до маленькой, конвульсивно подёргивающейся злобной ракушки. Нет, даже это объяснение никуда не годится. Наебнулась моя голова, а наркотики просто помогали с этим как-то жить.
Она крепко обняла меня. Она вся такая начищенная и мытая, а я всегда так зубоскалил на эту тему, а на самом деле мне это в ней
– Я позвоню твоей маме и скажу, что ты вылетел. Постарайся позвонить ей из Бангкока, но если почувствуешь, что ты всё ещё в ахуе и твой звонок её только расстроит, позвони мне, а я позвоню ей, Карл, тебе правда пора.
Она отходит, и я чувствую, как её руки выскальзывают из моих, и в сердце резко и больно кольнуло.
– Я позвоню тебе. Мне нужно много чего тебе сказать… я…
– Иди, тебе пора.
Как контуженный, я прошатываюсь мимо охранников, оборачиваюсь посмотреть, смотрил ли, но её уже нет.
ЭДИНБУРГ, ШОТЛАНДИЯ
ЧЕТВЕРГ, 0.41
Горьку ягоду – я одна
В своё время Катрин вовсю употребляла кокаин, но экстази не пробовала ни разу. Она проглотила горькую таблетку и почувствовала пробежавшую по телу неспокойную дрожь.
– И что теперь? – спросила она у Рэба Биррелла, разглядывая растущую толчею в клубе.
– Подождём – увидим, – подмигнул Рэб.
Сказано – сделано. Катрин уже была готова заскучать, как вдруг её стало как-то по-особенному мутить. Вскоре слабость и тошнота прошли, и она поняла, что никогда ещё ей не было так легко, она прямо сливалась с музыкой. Потрясающе. Она провела руко по обнажённом предплечью, наслаждаясь восхитительным, феерическим ощущением ненапряжённой внутренней собранности и насыщенности каждого момента. Скоро она уже была на танцполе, быстро вписалась в дип-хаус-грув, движения стали инстиктивными, она растворилась в музоне. Так она ещё никогда не танцевала. К ней всё время подходили, жали руку, обнимали её. Когда это случалось после концерта, поклонники казались ей навязчивыми прилипалами, она нервничала. Только теперь всё это было так чудесно и тепло. Среди тех, кто обнимал и приветствовал её, были две девушки, Лиза и Шарлин.
– Катрин Джойнер, звёздная штучка… – восхищённо сказала Лиза.
Тут и Насморк углядел свой шанс. Он стал танцевать с Катрин, подтягивать её поближе к сердцу баса – колонкам. Катрин почувствовала, как её накрыло и унесло пружинящей волной грува. Насморк, старый соул-бой, любил и умел танцевать под хаус.
Джус Терри и Рэб Биррелл с растущим беспокойством смотрели на них из бара, впрочем, Рэбу удалось практически успокоить себя тем, что Терри выглядел куда более огорошенным.
Терри был просто не в состоянии выносить это более, он решил отправиться в туалет, нюхнуть, может, дорожку сорок первого. Клубился он уже не так часто, как раньше, а когда и выдавалось, то предпочитал таблам сорок первый. Он сам не мог взять в толк, зачем проглотил табл. В толчке каждый второй резал дороги, так что кокос лучше на потом оставить. Терри зашёл в кабинку, вытянул шланг и пустил длинную струю, как бывает только под экстази: всё ссышь и ссышь, и кажется, никогда это не кончится, даже когда уже проссался.
Намаявшись с обычным для его состояния чувством, будто нассал в штаны, и необходимостью всякий раз удостовериться, что это глюк, Терри как смог поправил причёску и вышел. Возле туалета, наряженные по полной в клубные шмотки, болтали и курили три девчонки. Одна из них показалась ему предельно сногсшибательной, она как следует постаралась, а он всегда ценил в девушках подобные условия. Он подкатил и весёло так выдал:
– Должен тебе сказать, куколка, выглядишь ты просто потрясающе.
Девушка осмотрела толстого дяхана с ног до головы: