Клеймо красоты
Шрифт:
Держась так, чтобы не попасть в блики света, падавшего из соседнего окна, он осторожно сунул какую-то плоскую штуку в щель между косяком и балконной дверью, и вскоре ручка запора мягко повернулась.
«Отлично!»
Впрочем, человек тут же разозлился на себя. Он мог бы и сам решиться рискнуть, не ждать, пока появится этот Псих и пинком под зад пошлет его делать привычное дело. Сейчас уже все закончил бы и спал спокойно.
Он сунул руку под рубашку и достал из подмышечной кобуры пистолет. Снял с предохранителя и утвердил палец на курке.
Балконная дверь отворилась
Где-то за стенкой методично капало из крана. И это был единственный звук, нарушавший тишину. Сигнализация в коридоре не пищала. Человек усмехнулся, вспомнив рассказ того, кто его сюда послал. Все, что Псих смог сделать, – это в сердцах сорвать проводку, хотя следовало бы обмотать ее вокруг шеи этой твари и покрепче затянуть. Не удалось. И на крутых, значит, старух бывает проруха. А строит-то из себя…
Он досадливо оскалился и невесомо двинулся к дивану, на котором белела постель. Прищурился: диван был застелен на ночь, но пуст. Значит, она все-таки на кухне. Или в ванной. Там, где капает вода.
Огибая углы – тесная комнатенка была заставлена мебелью, – он переместился в узенький тамбур, ведущий в кухню.
Дверь закрыта. Потянул ее на себя – и ворвался в крошечное помещение, с трудом удержавшись, чтобы не нажать на курок.
Пусто!
Отпрянул в коридорчик, дернул дверь в ванную (в двери зияла россыпь крошечных дырочек).
Пусто!
В прихожую, стукнув кулаком по выключателю, – пусто! Дернул входную дверь – заперта.
Ну-ну…
Теперь, когда он уже обнаружил себя, можно было не таиться. Хозяйка, конечно, забилась в какую-нибудь щель в безумной надежде, что ее ночной гость поудивляется пустоте квартиры и уберется восвояси. А зря надеется! Он найдет ее: в нише, в шкафу, под диваном, под столом – куда бы она ни спряталась в паническом страхе. Если понадобится, он поднимет каждую доску пола!
Он включил свет и первым делом рванул дверку стенной ниши, которая исполняла в этой маленькой комнатке роль гардероба.
Обыск был закончен за минуту. После этого человек с пистолетом остановился посреди комнаты и тупо уставился на пол, словно и впрямь вознамерился поднимать доски.
Похоже, ему оставалось только это: квартира была пуста.
Девчонка плакала около автобуса.
Плотная, широкоплечая, круглощекая, с разноцветными перышками волос, она то стискивала руки на груди, то бросалась вперед и начинала стучать в стекло.
– Позвони мне! – кричала она. – Позвони, ну пожалуйста! – И вдруг: – Я тебя люблю! Люблю!
Люди, стоявшие на остановке, пялились на нее во все глаза, шофер тоже посматривал в зеркальце заднего вида, но не трогался с места. Он хотел, чтобы полупустой автобус заполнился. И ему было все равно, что человек, которому это адресовалось, явно мечтает провалиться сквозь землю.
На него оглядывались.
Катерина не удержалась и оглянулась тоже. Ладненький, хорошенький парнишка, сидевший на заднем сиденье, то натянуто улыбался своей неистовой подружке, то воровато озирался. Встречал обращенные к себе взгляды – и горбился, опускал голову, украдкой махал через стекло: уходи, мол, но девчонка то ли не понимала, то ли просто не в силах была уйти.
– Позвони, ну пожалуйста! – кричала она сорванным голосом, тиская на груди футболку.
– Пьяная, что ли? – слишком громко сказала какая-то женщина, одна из тех, которые считают себя вправе во всеуслышание высказывать самые грубые и нелепые свои предположения…
Дверцы громко закрылись, и Катерина услышала, как парнишка испустил вздох нескрываемого облегчения.
Руки у девчонки бессильно упали.
– Я же люблю тебя! – отчаянно выкрикнула она и вдруг ударила себя по щекам – сильно, отчаянно. Сперва по одной, потом по другой.
Автобус сильно взял с места, словно испугался. Катерина отвернулась.
Она смотрела в окно, но ничего не видела, кроме пухлых короткопалых ладоней, которые били по тугим щекам.
За что она себя так? Почему любовь заставила ее возненавидеть свое лицо? Ну да, она понимает, что не нравится, не может понравиться этому тихому хорошенькому парнишке с густыми, словно расписными бровями и длинными, нарядными ресницами, слабым подбородком и ярким ртом. Таким нравятся нежные блондинки со смазливыми личиками и развязной походкой, длинноногие, тоненькие. И она избивала себя за то, что не уродилась именно такой, а значит, этот парнишка никогда…
Автобус бодро промчался по опустевшей улице, но не успел проскочить светофор и рывком затормозил. Прямо напротив Катерины образовалось огромное лицо, от которого она испуганно отшатнулась, не сразу сообразив, что видит перед собой рекламный плакат. Лицо на плакате было разделено на две половинки: одна – вся какая-то сморщенная, непроходимо уродливая, а вторая – неописуемой красоты, ну натуральная Мэрилинка! Вернее, ее половинка. Многоцветная надпись просто-таки кричала о сети косметических салонов «Аллюр», где любая и каждая особа могла бы из дурнушки стать несусветной красавицей с помощью каких-то там липостероидов, выращенных на космической станции «Мир».
Красный глазок светофора сменился зеленым, автобус тронулся. Интересно, видела этот плакат та девочка, что, наверное, все еще плачет на остановке? Да если даже и видела! Эти липо, или как их там, по карману небось только женам мэров и губернаторов. Или женам «новых русских». Хотя «новые-то русские» и так женятся исключительно на красавицах, которым не нужны никакие вспомогательные средства.
Катерина оглянулась, но плакат уже остался далеко позади. Да и черт с ним! Ну что, в самом-то деле, такое красота и почему ее, так сказать, обожествляют люди? Не родись красивой, а родись счастливой!