Клеймо вечности

Муравьёв Виктор

Это было проклятие. Пророчество сбылось, но не так, как Телемах этого ожидал. Его золото вернулось, но с ним пришла смерть. Его имя было забыто в том смысле, что теперь оно ассоциировалось не с победами, а с трагедией.

Через год после визита в Дельфы Телемах был найден мёртвым в своём доме. Его слуги говорили, что в последние месяцы он почти не выходил из своей комнаты. Он медленно умирал, поглощённый своим страхом и паранойей. Тело его было изуродовано неизвестной болезнью, а в его руке сжата та самая табличка, на которой было выбито его пророчество.

Когда его похоронили, никто

не пришёл попрощаться с ним. Телемах был одинок, забытый, как и предсказывала Пифия. Его дом был продан, имущество разделено, а о его жизни почти никто не вспоминал.

Я же остался в храме Аполлона. Каждый день новые люди приходили ко мне, касались меня и слушали пророчества, которые я помогал рождать. И каждый раз я видел, как их судьбы рушились, как и судьба Телемаха.

Судьба – это нечто большее, чем просто воля богов. Это тень, которая нависает над каждым человеком, и никто не может убежать от неё, даже тот, кто слышит голоса богов.

Я – лишь наблюдатель. И с каждой новой судьбой, с каждым новым пророчеством я всё глубже понимаю: люди никогда не поймут, что все ответы уже есть внутри них.

Глава 4: Арена Колизея

Я был каменной табличкой на Парнасе, но с течением веков моя форма вновь изменилась. Мастера Рима переплавили меня в металлический амулет, и хотя теперь моё тело было из другого материала, внутри меня осталась золотая пластина, которую невозможно было уничтожить. Она носила силу Марса, сохраняя связь с древним миром и вновь принося победу в боях, но с тенью проклятия.

Рим, величайший город того времени, был переполнен роскошью, амбициями и жаждой власти. Его жители жили в мире, где правили законы жестокости и власти. Колизей, великий амфитеатр, был местом, где люди, обращённые в рабство, становились частью великого зрелища – кровавых игр. Здесь победитель получал не только славу, но и, возможно, жизнь.

Мои дни в Риме проходили под гул тысяч голосов, скандировавших имена гладиаторов, требующих крови и развлечений. Я был незначительным артефактом, маленьким металлическим амулетом, передаваемым из рук в руки, незаметным, но всегда присутствующим. Меня считали символом удачи, оберегом, который приносит победу в бою.

Один за другим, гладиаторы надевали меня на шею или крепили к поясу перед тем, как выходить на арену. Они верили, что моя сила поможет им победить. Но они не знали правды. Каждый раз, когда один из них касался меня, я чувствовал, как их страх и жажда жизни переплетаются с чем-то тёмным и древним. Я не был источником удачи. Я был проводником древней силы, которая требовала крови в обмен на победу.

Мой первый гладиатор был юношей по имени Марцелл. Он был молод, силён, но сражался уже не первый раз. Его тело покрывали шрамы, а его душа – ожесточённость. Он не знал жизни вне арены и не хотел её. Для Марцелла, как и для других гладиаторов, жизнь была борьбой. Он принял меня в день, когда должен был выйти на бой против нескольких других гладиаторов.

Арена гудела от криков толпы. Каждый шаг Марцелла по песку казался отмеренным – он шёл к своей судьбе. Он не знал, что эта судьба уже была запечатана. Толпа ревела, а над головами кружили тени хищных птиц, ожидающих своей добычи. Марцелл сжал в руках

меч и посмотрел на меня. Он верил, что я принесу ему удачу, но на самом деле я был символом смерти.

Сражение началось. Я чувствовал, как кровь капает на песок, как рёв толпы усиливается с каждым ударом. Каждый раз, когда Марцелл наносил удар, он всё больше отдалялся от человеческого. Его руки, казалось, двигались сами собой, а разум был затуманен. Он не видел ничего, кроме врагов перед собой. Но я видел больше. Я чувствовал, как его судьба переплетается с чем-то тёмным и старым.

Каждый его удар был точен, каждый шаг – смертельно опасен для его противников. Марцелл убил всех, кто стоял на его пути, и толпа закричала его имя. Но победа не принесла ему радости. Я чувствовал, как его сердце стучало всё сильнее, как страх заполнял его мысли. Он не мог понять, почему ему не стало легче. Его руки дрожали, а в голове звучали голоса, которых он не мог понять.

В тот момент я знал, что он проклят.

В тот день Марцелл вернулся в свою камеру под трибунами, но уже не был прежним. Его тело было иссечено ранами, но раны души были глубже. Он пытался избавиться от меня, но каждый раз, когда его пальцы касались моей поверхности, он чувствовал что-то странное – как будто нечто невидимое обвивало его руки. Он попытался снять амулет, но не смог.

Дни превращались в ночи, и Марцелл больше не находил покоя. Каждый раз, когда он закрывал глаза, перед ним вставали лица тех, кого он убил. Их мёртвые глаза следили за ним, обвиняли его. Но это было не просто чувство вины. Это было проклятие, которое я несу на себе.

Прошло несколько дней, прежде чем Марцелл решился обратиться к старшему гладиатору по имени Спартак. Спартак был легендой среди гладиаторов, и его уважали все в лагере. Марцелл рассказал ему о своих видениях и проклятии, о том, что не может избавиться от амулета. Спартак долго слушал его, не перебивая, а потом взглянул на меня с холодным выражением лица.

– Этот амулет не приносит удачи, – наконец сказал Спартак, – Он приносит смерть. Я слышал о нём много лет назад, когда один из гладиаторов погиб от проклятия, которое нес этот предмет.

Спартак не был суеверным человеком, но он знал древние истории. Он слышал о магии, которую использовали старые жрецы Рима, чтобы призывать защиту богов, и о том, как такие артефакты, как я, становились проводниками этих сил.

– Ты не сможешь просто выбросить его, – добавил Спартак. – Этот амулет прикипел к тебе. Он требует ещё одной жертвы.

Марцелл содрогнулся. Он не хотел верить в это. Он пытался найти объяснение в разуме, в логике, но его разум медленно ускользал. С каждой ночью голоса становились громче, и мёртвые фигуры, которые он видел, приближались.

Через неделю Марцелл снова вышел на арену, но в этот раз что-то было не так. Его тело было слабым, а разум – затуманенным. Он шёл, не осознавая происходящего, как будто кто-то вёл его за руку.

Толпа гудела, но Марцелл не слышал её. Его сердце било тяжёлые удары, и каждый шаг казался последним. Когда начался бой, он почувствовал, как неведомая сила захватила его тело. Его руки больше не принадлежали ему. Каждый удар его меча был точным и смертельным, но это был не его бой.