Клеймо змея
Шрифт:
Обрушившийся на город ливень отсверкал молниями и отгрохотал тяжкими раскатами грома, закончившись так же внезапно, как и начался. Когда Астрис прошел в сопровождении стражи длинными коридорами герцогского дворца и оказался у ворот, солнце уже выглянуло из-за разорванных краев излившихся на землю туч, и мутные потоки бежали по мостовым с Верхнего города к портовым районам. Оживали птицы, попрятавшиеся на время грозы, и влажный воздух мгновенно наполнялся их хлопотливым стрекотанием.
Внешне аквилонец оставался невозмутимым, но
– Что делать? Выбирать хорошее место и смотреть на казнь? – невольно говорил он сам себе. – Или попытаться помочь киммерийцу? Что же, совесть моя чиста, я пытался сделать все, что мог. Но сила слова не в чести в Херриде. Здесь не понимают нормальных доводов, не понимают простых объяснений! Значит, придется действовать по другому плану…
Огибая мутные обильные потоки, несущиеся вниз с холма к пристани, аквилонец приблизился к портовым районам. Здесь по-прежнему было безлюдно, большинство горожан все еще толпились в районе площади Мертвеца, и некоторые лавки, обычно бойко торговавшие в это время, были закрыты.
Астрису пришлось пройти несколько кварталов, прежде чем он обнаружил то, что хотел. Грубая деревянная вывеска, вырезанная в форме кувшина с ручкой, должна была обозначать гончарную лавку.
Отсыревшая от ливня дверь отворилась с некоторым трудом, и аквилонец вошел внутрь. Яркое солнце, выглянувшее из-за туч, пробивалось сквозь маленькое оконце, затянутое мутным рыбьим пузырем, и освещало длинные полки, тянувшиеся вдоль стен лавки.
Взгляд Астриса скользил по бесчисленному количеству кувшинов, фляг и ваз, громоздящихся на этих полках. Никто, к его удивлению, не торопился выходить навстречу посетителю, в лавке царила полная тишина, нарушаемая лишь заунывным гудением жирных мух, мечущихся около оконца.
– Есть в этом месте кто-нибудь живой, да хранят его боги… – крикнул он в глубину, потеряв терпение.
Краем глаза Астрис заметил какое-то движение внизу справа от себя и, к своему полному изумлению, увидел, как из широкого горла лежащей на полу амфоры показалось чье-то заспанное лицо.
– Кто тут шумит? Что надобно? – сипло спросил снизу толстый зингарец.
– Во имя Митры! Что ты делаешь в амфоре?
– Я всегда сплю там после обеда. Во всей Херриде не сыскать более прохладного места, и в жару я всегда отдыхаю здесь. Положишь охапку соломы и чувствуешь себя, как в опочивальне герцога Фредегара!
С кряхтением толстяк выбрался из своего странного ложа и спросил, отряхивая тунику от соломы:
– Почтенный чужеземец желает что-нибудь купить? В моей лавке он найдет все, что только пожелает. Амфоры для вина? Пожалуйста!
Он указал рукой на огромные сосуды, высотой больше человеческого роста, возвышающиеся у дальней стены. Рядом с ними темнели приземистые кувшины с очень широкими горловинами, окаймленными со всех сторон четырьмя ручками.
– Или благородный чужестранец желает приобрести эти кратеры, чтобы разбавлять вино с водой для своих гостей?
– Нет, это слишком большие размеры. Мне нужна фляга…
– Возьмите этот лекиф! – Толстяк радостно указал рукой на узкий продолговатый сосуд с таким тесным горлышком, что туда, казалось, нельзя было бы засунуть даже стебель цветка. – В моей лавке можно купить самые красивые лекифы из Мессантии, все аргосские красавицы
– Нет, мне нужен побольше, – недовольно заметил Астрис.
– Тогда пусть почтенный чужестранец скажет: для чего ему нужен сосуд? Для вина? Для масла? Для зерна или порошка?
– Нет, скорее, для дыма, если так можно выразиться…
– Для дыма? – изумленно спросил зингарец, и глаза его округлились. – Сколько я торгую, ни разу не слышал, чтобы в сосудах хранили дым…
– Понимаешь ли, уважаемый торговец, есть особый род благовоний, который мне очень нравится, – осторожно принялся объяснять Астрис. – Чтобы каждый раз не возжигать священный огонь, я предпочитаю набирать в сосуд ароматический дым и хранить там. Потом стоит только открыть пробку, как изнутри начинает куриться дым. Теперь ты понимаешь, что мне нужен объемистый сосуд с хорошей плотной пробкой или затычкой, через которую не просачивались бы благовония… В задумчивости зингарец теребил свой тройной подбородок, гладкий и розовый, как зад молодого поросенка.
– Кажется, теперь я начинаю понимать, что нужно необычному чужестранцу, – сказал он, наконец, и по небольшой деревянной лестнице полез к верхней полке, заставленной кувшинами и вазами.
Хлипкая лестница угрожающе качалась и поскрипывала, когда толстяк, стоя на верхней ступеньке, тянулся пухлой рукой, но все обошлось благополучно, и, подцепив нужную вещь, он с неожиданной ловкостью быстро спустился вниз.
– Клянусь поясом Иштар, это лучшая вещь в моей лавке! – самодовольно возвестил он, показывая флягу, напоминающую по форме тыкву приличных размеров, сплошь покрытую затейливым орнаментом из ромбов и треугольников. – Самая подходящая, самая правильная фляга для ароматного дыма, специально для этого и сделанная офирскими умельцами. Как я мог забыть! Только в Офире делают сосуды для дыма… И стоит он всего-то два золотых…
Астрис внимательно осмотрел глиняную бутыль и проверил надежность пробки. Толстый торговец заходил то с левой стороны, то с правой и ласково уговаривал купить эту великолепную вещь «всего за два золотых». Он готовился к долгой торговле, но ошибся в своих предположениях.
– Хорошо, я куплю это у тебя, – убедившись в том, что сосуд отвечает его запросам, сообщил аквилонец и выложил две монеты на прилавок. – Ты даже не подозреваешь, какие славные дела ожидают эту флягу!
Брезгливая мрачная улыбка не сходила с губ Конана, когда он поднимал глаза и видел вокруг себя искаженные яростью лица херридцев, эти перекошенные свиные рожи, жаждущие кровавого зрелища. Ни один из них не мог бы крикнуть ему, что хотя бы на мгновение варвар дрогнул и испугался.
Настоящий воин никогда не должен падать духом. С юности киммериец на своей шкуре усвоил эту нехитрую истину. Не раз ему пришлось попадать в плен, и все-таки жизнь продолжалась, как продолжались и приключения после очередного освобождения. Да что там говорить, если уже в шестнадцать, когда многие только начинают отцепляться от материнских юбок, Конан попал в плен после поражения в бою с гиперборейцами. И что же, надолго его смогли удержать в вонючих невольничьих загонах Халоги? Пусть и с обрывком цепи на запястье, но все же варвару удалось вырваться на свободу, и даже разъяренные весенним голодом волки не смогли прервать его бег.