Клеймо. Листопад. Мельница
Шрифт:
Как-то раз около кабинета министра внутренних дел он встретил высокого молодого человека, который бросился вдруг к нему и стал целовать его руки.
— Неужели вы меня не узнаете, мой ходжа? Я — Музаффер, ваш ученик!
Внимательно присмотревшись, Али Риза-бей вспомнил его. Давным-давно в одном из вилайетов Али Риза-бей с полгода заменял больного учителя истории в городской гимназии, и этот Музаффер учился тогда у него. Мальчик понравился ему сообразительностью и прилежанием. Ну, а теперь, судя по тому, как Музаффер, улыбаясь, вышел из кабинета министра и с независимым видом,
В таком возрасте, говорил он, ехать куда-то в глушь по меньшей мере неразумно, а акционерному обществу как раз нужен переводчик, знающий английский и арабский языки, поскольку компания ведет торговые дела с Англией и Египтом. Ходжа-эфенди будет незаменимым работником. И получать жалованье он будет не меньше, а даже больше, чем прежде…
Али Риза-бей с радостью принял предложение. Он готов был согласиться на любую работу, на любых условиях, только бы не уезжать та Стамбула: ведь дети уже выросли, их не потащишь за собой, как прежде.
Вот так отставной мутасарриф стал образцовым служащим частного акционерного общества «Золотой лист». Пять лет он с утра до ночи трудился, не зная отдыха, работая за троих. Он старался изо всех сил по двум причинам: во-первых, Музаффер не должен раскаиваться в своем добром деянии; во-вторых, его вполне удовлетворяла работа переводчика, когда нужно быть только «честным посредником» и отвечать лишь за правильность переведенных слов, а не за чью-либо судьбу…
III
В комнату вошел старик рассыльный и обратился к Али Риза-бею:
— Там какая-то женщина, бей, пришла и тебя спрашивает. Говорит, что она мать Леман-ханым.
Леман работала машинисткой у них в конторе. Ее отца, старшего лесничего, Али Риза-бей знавал еще тогда, когда служил в провинции, лет десять или двенадцать тому назад. В то время Леман была восьмилетней девочкой. Она часто приходила к ним в дом играть с детьми.
В прошлом году на пристани в Ускюдаре к Али Риза-бею подошла красивая девушка и, поцеловав его руку, просто, без всякого жеманства, представилась: «Дядя Али, не узнаете? Я — Леман, подруга ваших дочерей».
Она рассказала, что пять лет назад умер отец и теперь она живет с матерью в Фындыклы. Много горя хлебнули они за эти годы. Искренность девушки тронула Али Риза-бея.
Нельзя сказать, что с отцом Леман его связывала дружба, однако печальная судьба несчастной девушки, ровесницы его дочерей, вызвала у старика естественное желание как-то помочь ей. Леман толком никогда не училась, но грамоту знала и умела печатать на машинке. С превеликим трудом Али Риза-бею удалось устроить ее в конторе машинисткой с месячным жалованьем в сорок пять лир.
Но на этом он не успокоился. Он, видите ли, решил хоть в какой-то степени заменить Леман отца, чтобы предостеречь ее от тех опасностей, которые на каждом
К своим новым обязанностям Али Риза-бей отнесся с присущей ему серьезностью. Однако через несколько недель Али Риза-бей, к великому своему огорчению, убедился, что уже опоздал. Возможно, Леман и была добропорядочной девушкой, но ее дурно воспитали, она держалась чересчур развязно, позволяя себе рискованные шутки с сослуживцами.
Несколько раз Али Риза-бей пробовал делать ей замечания. Она выслушивала и соглашалась с ним, казалась даже смущенной, но не проходило и получаса, как все начиналось сызнова.
Однажды, не выдержав, Али Риза-бей отчитал ее. Леман тотчас вспылила, сказав, что не нуждается ни в чьих наставлениях. Конечно, она очень благодарна Али Риза-бею за то, что он устроил ее на работу, однако это не дает ему права постоянно вмешиваться в ее жизнь и читать нотации…
Старик покачал головой и горько усмехнулся. «Ну что ж, поступай как знаешь, дитя мое, — сказал он ей. — На меня, старика, не сердись!»
С того дня он перестал с ней разговаривать, стараясь ее избегать. А если ему случалось быть свидетелем недостойного поведения Леман, то винил он во всем только себя: «Сам виноват, — ведь я ее сюда привел…»
Последние десять дней Леман почему-то не появлялась на работе. Может быть, заболела?.. Однако справляться о ней Али Риза-бею не хотелось.
В коридоре он увидел незнакомую женщину небольшого роста, в черном, уже изрядно поношенном чаршафе.
— Добро пожаловать, хемшире-ханым! [33] Чем могу быть полезен? — спросил Али Риза-бей, не глядя на нее.
33
Хемшире-ханым (букв.: госпожа-сестрица) — вежливое обращение к женщине, принятое в простонародье.
Женщина не отвечала. Али Риза-бей с беспокойством посмотрел на ее бледное, осунувшееся лицо, заглянул в распухшие от слез глаза. Казалось, будто несчастную женщину трясет лихорадка.
— Что-нибудь случилось с вашей дочерью? — с тревогой спросил он, забыв про свою обиду на Леман.
— Леман жива-здорова… Только уж лучше бы она померла! — воскликнула женщина и, не сдержавшись, разрыдалась.
Когда Али Риза-бей узнал, в чем дело, он не мог в душе не согласиться со старухой матерью: да, пожалуй, действительно было бы лучше, если бы Леман умерла, чем переносить такой позор…
Девчонку соблазнил директор компании, Музаффер-бей… Десять дней назад Леман сказала, что у подруги свадьба, надо ехать на Принцевы острова, и упросила мать разрешить ей погостить там три-четыре дня… А оказалось, что эти дни она провела в больнице, где ей сделали аборт!.. Вчера привезли домой чуть живую… Уж потом мать узнала от чужих людей всю правду.
У Али Риза-бея ноги подкосились от волнения. На лице у бедняги были написаны неподдельные ужас, страх и даже стыд, словно это он виноват в совращении несчастной девушки.