Клеймо. Листопад. Мельница
Шрифт:
Свои мысли Фикрет не стеснялась высказывать отцу в глаза.
— Я не о себе тревожусь, у меня жизнь сломана, — начинала она укорять отца, когда они оставались наедине. — Мне жаль Айше. Ведь она совсем ребенок, и страшно за нее — попадет под дурное влияние…
От упреков дочери старый отец страдал еще больше. В душе он соглашался с Фикрет. Конечно, он во многом виноват. Прежде всего в том, что характер у него слабый, уступает он всем. И еще: нищим на старости лет остался — этот грех ему никогда не простится!.. Теперь он часто вспоминал слова, сказанные женой, когда он оставил
Однажды вечером он робко попросил жену погладить ему костюм. Когда на следующее утро он стал одеваться и, как прежде, приводить себя в порядок, жена поинтересовалась, куда он собрался.
— Да так… Приятеля проведать, — уклончиво ответил Али Риза-бей.
На самом деле он решился наконец навестить акционерное общество «Золотой лист». Нанести вроде бы визит вежливости, а вдруг Музаффер-бей предложит своему бывшему учителю какую-нибудь работенку…
Это решение Али Риза-бей вынашивал давно. Если он закрывает глаза на грехи собственного сына, то совсем уж глупо обличать чужие грехи и воевать за справедливость…
Сначала Али Риза-бей заглянул в канцелярию. Многих старых сослуживцев уже не было, а оставшиеся с трудом узнали его. Потом, выйдя из канцелярии, он медленно побрел по коридору, останавливаясь и читая по очереди все висевшие на стенах объявления, и наконец приблизился к дверям главного директора. Руки у него дрожали, словно он готов был совершить какой-то постыдный поступок. Он долго топтался у дверей, не решаясь постучаться.
«Может, для храбрости еще раз пройтись по коридору, перечитать объявления», — подумал Али Риза-бей, но в это время дверь отворилась, и из комнаты вышел Музаффер-бей с туго набитым портфелем.
— Кого я вижу? Мой ходжа, какими судьбами? Как поживаете? Надеюсь, все благополучно?..
Было похоже, что Музаффер-бей даже не удивился, встретив его у дверей своего кабинета. Али Риза-бей похолодел от страха.
— Слава богу, эфенди, слава богу, — промямлил он. — Вот решил навестить вас… Случайно оказался в ваших краях и…
— Значит, не прошли мимо, — перебил его Музаффер. — Спасибо, что не забыли! Как чувствуете себя? Вы почти не изменились! Как сын?.. Дочери, надеюсь, здоровы?.. Они, наверное, совсем барышни…
Музаффер-бей торопливо задавал вежливые и очень банальные вопросы. И одновременно рылся в портфеле, разыскивая какую-то бумагу. Потом, обернувшись к служителю, который держал его шляпу, коротко бросил:
— Посмотри, там на столе должен быть запечатанный конверт. Неси его сюда! — И, протянув руку Али Риза-бею, таким же деловитым тоном скороговоркой произнес: — Простите, мой ходжа! Тороплюсь… Заходите, обязательно заходите, буду весьма рад… Всего доброго!
И Музаффер-бей энергичной походкой быстро направился к выходу, оставив в полной растерянности своего старого учителя.
Последняя надежда Али Риза-бея рухнула.
XVIII
Наконец-то мечты Лейлы и Неджлы сбылись. Теперь девушки с головой окунулись в светскую жизнь,
Дом Али Риза-бея на Багларбаши, ветхий и старый, как сам хозяин, зажил веселой, шумной жизнью, будто обитатели его спешили наверстать упущенное. Дважды в неделю собирались гости на званый ужин с танцами, и по меньшей мере столько же, а иногда и чаще молодые обитатели дома сами отправлялись в гости.
Стеклянную перегородку на террасе убрали, дощатые стены оклеили желтыми с позолотой обоями. Перед приемом гостей чаны с водой и другую хозяйственную утварь с террасы убирали на кухню. Сверху приносили скамейки, стулья, тахту, расшитые подушки — и терраса превращалась в гостиную.
В такие дни обычно не ужинали, в суматохе просто забывали об этом, и хозяева спешили перекусить, хватая со стола сандвичи и бисквиты, приготовленные для гостей.
Как только появлялись первые приглашенные, Хайрие-ханым удалялась на кухню и, подобрав полы платья и засучив рукава, начинала хозяйничать. Али Риза-бей брал книгу, свечу и поднимался на чердак — это было самое тихое место в доме.
Всю ночь ревел граммофон, раздавались пронзительные крики и взрывы хохота, от топота и шарканья ног трещали полы, сотрясался дом и с потолков валилась штукатурка.
Не раз Али Риза-бей засыпал у потухшей свечи с раскрытой книгой в руках, а утром, открыв глаза с первыми лучами солнца, слышал все те же крики и топот танцующих.
А когда наступала очередь самим идти в гости, в беготне и бесконечных приготовлениях не оставалось времени поужинать. Дочери под руководством невестки часами возились с нарядами: подшивали платья, придумывали и мастерили украшения. Потом крутились около зеркала — красились, душились, пудрились, — ну точно шансонетки в кабаре…
Вечная суета и спешка раздражала всех от мала до велика и невольно действовала на нервы Али Риза-бею. Он приходил в бешенство и до хрипоты проклинал суматоху, творившуюся в доме.
— Что ты кипятишься, Али Риза-бей, — пыталась его урезонить Хайрие-ханым. — Ничего не поделаешь, такие нынче пошли порядки… Дочек надо замуж выдавать. Теперь не так-то легко подыскать мужей для тех, кто сидит взаперти. Мы стараемся для них… Может быть, ты своим дочерям дворцы построил?.. А раз нет, то и не мешай бедняжкам устраивать свою судьбу!
Даже Шевкет повторял то же самое:
— Теперь, отец, жизнь стала другой. И не так уж это страшно, как тебе кажется… В наши дни иначе и не живут… Ничего не поделаешь, приходится идти в ногу с веком. Ты, отец, вырос в другое время, вот тебе и не нравятся теперешние нравы…
Неужто это говорит его любимый сын? Али Риза-бей не верил своим ушам. Но, подумав, решил: нет, Шевкет остался прежним, его взгляды и характер не могли так измениться. Вряд ли ему нравится эта бесконечная карусель в доме. Но мальчик выбит из колеи, его подхватил поток, и он покорно плывет по течению. А возможно, он боится жены и, оправдываясь, пытается выгородить себя. Нет, Шевкет остался Шевкетом. Он не может считать эту пустую, никчемную жизнь нормальной и естественной… Беднягу закрутило, как щепку, вот он и мелет всякую чепуху…