Кликун-Камень

Маркова Ольга Ивановна

Иван исхудал и вытянулся. Кирилл Петрович как-то сказал:

— Много занимаетесь с Юрием… Тебе, Ванюша, надо больше быть на воздухе, больше спать… — Кирилл Петрович вздохнул. — А у меня забота. Наденька прибегала… Ее муж снова пьет… И плачет она, бедная, плачет!

Иван рассмеялся:

— А вы знаете, Кирилл Петрович, что здесь сейчас идет забастовка в железнодорожных мастерских?

— Еще бы мне не знать? По всему городу митинги! Но какое отношение это имеет к тебе? Тебе надо учиться!

Кирилл

Петрович сердился. Иван не мог сдержать смеха: да, конечно, все эти митинги и забастовки не имеют к нему, Ивану Малышеву, никакого отношения! Да знал бы Кирилл Петрович о той радости, какую испытывал Иван, сидя по вечерам а своей комнате и выводя четким почерком призывные слова обращений к железнодорожникам! Это он вместе с ними требовал восьмичасового рабочего дня, повышения заработной платы, вежливого обращения с людьми!

— Не сердитесь, Кирилл Петрович, на мой смех! Я иду спать. Уроки я выучил!

— Дай мне слово, что по ночам не будешь заниматься, мальчик.

— Вот этого слова я не дам! — вознегодовал тот. — Так много интересных книг! Не успеешь за жизнь их прочитать! — Иван заметил, что его ответ понравился учителю.

Иван долго лежал в постели, вперив глаза в потолок. Образ черноволосой Наденьки плыл перед ним. Отеческая забота Кирилла Петровича о ней волновала. «Хороший он… Надо мне непременно с ней познакомиться, она старше и поможет во всем разобраться. Но как могла она смириться со своим пьяницей?»

III

Кама вскрылась и смятенно хлестала желтыми волнами, прибивая к берегам щепу, какие-то доски, целые бревна. Майское небо лило на землю тепло. С зазеленевших улиц не хотелось уходить. Даже Кирилл Петрович чаще покидал дом, тщательнее брил дряблые щеки и одевался. Весна!

Раз, уходя из дома, учитель важно предупредил:

— Иду к одному коллеге. Будем знакомиться с уставом союза учителей… Мечтаем создать свой союз в Перми. Вернусь часа через два.

Через два часа Кирилл Петрович не вернулся. Не вернулся он и утром на другой день.

В тревоге Иван направился в училище. Однако уроков не было. Учащиеся бродили по классам, не понимая, в чем дело. Никто из учителей не показывался.

Кто-то рассказал, что накануне учителя просили губернатора разрешить им собрание. Тот отказал. Здание, где собирались учителя, оцепила полиция. Только утром они могли выйти и пробиться к дому губернатора. К ним присоединилась большая группа рабочих.

Иван бросился на улицу.

Учителя ходили по городу, распевая торжественно и слаженно:

Отречемся от старого мира! Отряхнем его прах с наших ног!

Они несли плакаты: «Долой самодержавие!»

Кирилл Петрович шел в первых рядах,

без головного убора, седые кудри развевались, пиджак был распахнут. Увидев Ивана, он крикнул возбужденно:

— С победой, мальчик!

Видимо, губернатор разрешил им собраться!

Только ночью, идя с Кириллом Петровичем к дому, Иван узнал, что собрание так и не разрешили и что учителя протестовали не все.

— Вот когда все поднимутся… все вместе, тогда всего добьются! — задумчиво произнес Иван и добавил: — Борьба за общее счастье — вот что главное в жизни.

— Что ты? О чем?

Иван радостно глядел на учителя, улыбался и молчал.

Дома, стоя у стены, Кирилл Петрович начал читать стихи, покачиваясь, разрубая руками воздух. Голос гудел сильно и резко. Комнату, казалось, заполнили некрасовские мужики с котомками, пустившиеся на поиски счастливого человека, строившие железную дорогу:

Да не робей, за отчизну любезную Вынес достаточно русский народ… . . . . . . . . . . . . . . . Вынесет все — и широкую, ясную Грудью дорогу проложит себе.

Год назад эти стихи казались Ивану простыми. Теперь же в них была для него сила, помогающая борьбе.

— Поэзия! — учитель неловко улыбнулся: — Поэзия — это любовь к страдающему, обиженному человеку… — Кирилл Петрович пробежал по комнате, напевая:

Вихри враждебные веют над нами…

На другой день, вернувшись с курсов, Иван увидел учителя сидевшим у окна в пальто, в шапке, в калошах на старых ботинках…

— Ждете Наденьку? — спросил Иван.

— Жду ареста, — строго и гордо ответил тот. — Ночью полиция начала выдергивать людей, которые участвовали в учительском протесте… Я готов, раз я участвовал, я готов… — внезапно голос Кирилла Петровича пал до шепота: — Но если без меня придет Наденька, ты, молодой человек, успокой ее. Скажи, что я пострадал за правое дело… — глаза его увлажнились.

— Да, может, вас не арестуют! — попробовал успокоить его Иван.

Кирилл Петрович подскочил:

— То есть как не арестуют?! Должны!

Его не арестовали. Напрасно ожидая, он оброс седой щетиной и был, кажется, обижен, что его участия в демонстрации никто не принял всерьез.

Шел шестой год. Учительские курсы должны уже были бы закрыться, но из-за волнений в городе занятия то и дело прерывались.

От Юрия Иван узнал, что члены комитета партии большевиков Андрей Юрш, Александр Борчанинов прошли по цехам Мотовилихи, призывая рабочих бросить работу.