Клиника: анатомия жизни (Окончательный диагноз)
Шрифт:
— Едва ли, — ответил О’Доннелл. — На медицинском факультете остается мало времени на поэзию, а потом у меня так и не дошли до нее руки.
Филиппа раскрыла книгу:
— Я нашла здесь одно место. Оно написано словно для тебя, мама.
Она начала читать, с чувством выговаривая слова, модулируя интонации, но при этом без всякого напряжения:
Нет, право, лучше ранних лет: Жар крови, сердца младость. С годами меркнет жизни цвет, И— Я уловила твою мысль, — улыбнулась Дениз и повернулась к О’Доннеллу:
— Могу сказать тебе, Кент, что дети все время уговаривают меня снова выйти замуж.
— Мы просто думаем, что так для тебя будет лучше, — вставила Филиппа и закрыла книгу.
— Они говорят, что делают это из сугубо практических соображений, — продолжала Дениз. — На самом деле они оба возмутительно сентиментальны. — Она посмотрела на дочь: — Филиппа, что, если я выйду замуж за доктора О’Доннелла?
— Он сделал тебе предложение? — В Филиппе живо проснулся интерес. Не дожидаясь ответа, она воскликнула: — Конечно же, выходи!
— Это зависит от многих вещей, моя дорогая, — сказала Дениз. — Остается сущий пустяк — оформить развод.
— Ах это! Папа очень неразумно относится к этому вопросу. Но зачем вам ждать? — Она посмотрела на О’Доннелла: — Почему бы не начать жить вместе? Тогда все доказательства будут налицо и маме не придется ехать в это ужасное Рено.
— Бывают моменты, когда я начинаю сомневаться в полезности прогрессивного образования. Надеюсь, это все? — Она подошла к Филиппе: — Доброй ночи, дорогая.
— О, мама! — сказала девочка. — Иногда ты бываешь такой допотопной.
— Доброй ночи, дорогая, — твердо повторила Дениз.
Филиппа обратилась к О’Доннеллу:
— Кажется, мне придется уйти.
— Мне было очень приятно познакомиться с тобой, Филиппа, — сказал он.
Девочка подошла к нему:
— Если вы станете моим отчимом, то я, наверное, могу вас поцеловать.
— Думаю, что в любом случае стоит попробовать.
Он наклонился к Филиппе, она поцеловала его в губы, отступила на шаг и озорно улыбнулась:
— Вы очень интересный человек. — И обратилась к матери: — Мама, не вздумай его упустить.
— Филиппа! — В голосе Дениз зазвенела сталь.
Девочка засмеялась и поцеловала мать. Махнув на прощание рукой, она взяла книгу со стола и вышла.
О’Доннелл, опершись спиной о стену террасы, заразительно хохотал. В этот момент холостяцкая жизнь в Берлингтоне казалась ему пустой и скучной, а перспектива совместной жизни с Дениз в Нью-Йорке становилась привлекательнее с каждой секундой.
Глава 18
Операция началась ровно в восемь тридцать утра. С первого дня работы в клинике Трех Графств Кент О’Доннелл настоял на неукоснительной пунктуальности в операционной, и хирурги подчинились этому требованию.
Операция была несложной,
Люси рассчитала также, как она выкроит лоскуты тканей, чтобы наилучшим образом сформировать культю под протез. Она сделала это вчера вечером, прикинув в уме, где будет делать разрезы, когда пришла в палату к Вивьен якобы для обычного осмотра.
Это происходило уже после того, как Люси сообщила Вивьен страшную новость — это был печальный и напряженный разговор, во время которого девушка сначала сосредоточенно, с сухими глазами слушала хирурга, но потом не выдержала и, рыдая, прильнула к Люси, осознав, что последняя надежда окончательно рухнула. Люси, годами опыта приученная трезво и беспристрастно относиться к подобным вещам, была необычно тронута этим проявлением глубокого горя.
Беседы с родителями, а потом с пришедшим к ней Майком Седдонсом были не столь душераздирающими, но тоже дались Люси с большим трудом. Она давно поняла, что никогда не сможет полностью отделаться от чувства сострадания, и даже призналась себе, что ее внешняя отчужденность — это всего лишь поза, хотя и необходимая. Однако здесь, в операционной, отчужденность не была позой; во время операции, чтобы не навредить, хирург должен отключить все личные чувства и с холодной головой выполнять необходимые манипуляции.
Анестезиолог, стоявший у изголовья операционного стола, разрешил делать разрез. Интерн, ассистировавший Люси, поднял ногу так, чтобы от конечности оттекла венозная кровь. Люси надела на верхнюю часть бедра пневматическую манжету, но пока не стала ее раздувать.
Не дожидаясь команды, операционная сестра протянула Люси ножницы, которыми та срезала бинты, покрывавшие выбритую и обработанную гексахлорофеном конечность. Бинты упали на пол. Операционная санитарка подобрала их и бросила в мусорный бак.
Люси посмотрела на часы. Интерн держал ногу почти вертикально уже пять минут. Кожа конечности заметно побледнела. Интерн сменил руку, и Люси спросила:
— Устал держать?
Интерн улыбнулся под маской:
— Не хотел бы я держать ногу час.
Анестезиолог подошел к пневматической манжете и вопросительно взглянул на Люси.
Она кивнула:
— Начинайте.
Анестезиолог принялся накачивать воздух в манжету, чтобы остановить кровообращение в конечности. Когда он закончил, интерн опустил ногу на операционный стол. Вместе с операционной сестрой ассистент покрыл Вивьен стерильной зеленой простыней. Теперь было видно только операционное поле, на котором предстояло работать хирургам. Люси закончила последние приготовления, наметив зеленкой контуры будущих разрезов.