Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса (сборник)

Воронова Мария

– Ты подозреваешь, что Лиза донесет на тебя мужу? Это абсурд.

– Нет, не абсурд. У меня есть серьезные основания думать, что у нее с моим мужем роман, – выпалила Юля.

Скорчив неописуемую мину, Дубикайтис сел на кушетку для пациентов.

– Елизавета и твой муж? Прости, но я в это не верю.

– Однако факты – вещь упрямая.

– То есть, – задумчиво произнес он, – ты хочешь сказать, что жар его страсти растопил ледяные сугробы ее добродетели? Чушь, Юля! Выброси из головы! Даже если ты

видела их в одной постели, поверь, они занимались там чем-то другим. Чтобы Елизавета!.. Нет!.. Ну нет!..

– А почему бы и нет? – вдруг обиделась Юля за медсестру. – Ты думаешь, она всю жизнь будет сидеть возле тебя и слепо обожать, пока ты крутишь романы с замужними женщинами? Она имеет такое же право на личную жизнь, как мы с тобой, и ничего странного, что ее избранником оказался мой муж. Он мужчина не из последних.

Дубикайтис молча сидел на кушетке, сосредоточенно глядя в пол. Казалось, предполагаемый роман Елизаветы занимает его больше, чем собственные отношения с Юлей.

Глядя на него, она вдруг почувствовала, как радость, переполнявшая ее весь день, куда-то улетучивается.

– Он, конечно, не последний, но женатый, а Лиза никогда бы не пошла на такую связь. Не знаю уж, что тебе там примерещилось, но в отношении ее будь спокойна.

Нужно рассказать ему о подслушанном телефонном разговоре, вдруг он поможет выяснить имя соперницы? Вдруг точно знает, что у Филиппа роман с Катенькой, или, как в настоящем детективе, назовет женщину, которую Юля вовсе не брала в расчет. Коковцеву, например. Откроет страшную тайну, что ее запои – всего лишь маскировка, на самом деле она бегает на свидания к Филиппу.

Но у Юли внезапно пропало всякое желание откровенничать. «Кажется, я переоценила его чувства», – подумала она.

– Саня, я вовсе не стремлюсь опорочить репутацию Елизаветы. Я просто хочу сохранить наш роман в тайне.

«Пусть он скажет: „Не надо в тайне, я хочу на тебе жениться!“»

Но он только кивнул.

Она почувствовала, что к глазам подступают слезы.

– Может быть, мы с тобой зря все это затеяли? – Юля очень старалась, чтобы голос не сорвался.

Он серьезно посмотрел на нее:

– Ты права. Рано или поздно мы себя выдадим, и кто-то обязательно донесет твоему мужу. А я слишком хорошо отношусь к тебе, чтоб сеять в твоей семье раздор.

«Давно все без тебя посеяно», – мысленно огрызнулась Юля и заплакала.

– Что ты, что ты! – Дубикайтис порывисто обнял ее. – Юля, прости, если я тебя обидел… Не плачь…

Но она вдруг заревела в голос, по-детски вцепившись в него и размазывая слезы по его халату.

– Юлечка… ну что мне сделать, чтобы ты успокоилась?

Он гладил ее по голове, она доверчиво прижималась к нему, и все терзания последних дней куда-то уходили. Она вдруг поняла, что совсем не обязательно

обладать тем, что любишь. А они с Саней, конечно, любили друг друга. Но это была не та любовь, которая связывает мужчину и женщину воедино.

Она перестала плакать, а он все бормотал что-то ласковое, успокоительное, его рука нежно ласкала ее шею…

Сделав над собой усилие, Юля вскочила с кушетки и улыбнулась сквозь невысохшие слезы:

– Прошу тебя, давай забудем эту ночь. Как будто ее не было.

Он опустил голову в ладони, вздохнул. Потом поднялся, коснулся ее плеча и быстро вышел из кабинета.

Вернувшись домой, Юля открыла холодильник. Обед, как говорится, блистал своим отсутствием. Но раз Филипп тренируется жить без нее, пусть потренируется жить и без обеда!

Она доплелась до спальни и рухнула в кровать.

Проснувшись около девяти вечера, она прислушалась к себе.

Саня… Она приняла за влюбленность уважение и признательность – то, чего не знала раньше. Наверное, если бы он не просто захотел переспать с ней, а предложил ей руку и сердце, она действительно полюбила бы его. Но он ведь не предложил…

Просто они оба пошли на поводу у стереотипа: раз мужчина и женщина нравятся друг другу, у них обязательно должен быть секс.

Вот и неправда.

А все-таки хорошо было в его руках! Будет что вспомнить в старости… Она воровато покосилась на закрытую дверь гостиной. Там сидел голодный и злой Рыбаков, и Юля вдруг поняла, что теперь, изменив мужу, стала лучше относиться к нему. Как говорится, на грех мастеров нет. Она ответила на измену изменой, и пошатнувшееся равновесие их брака восстановилось.

До этого случая Юля ничего не понимала в супружеской измене. Ей казалось, это ответственный акт, на который человек идет, взвесив все «за» и «против», четко понимая: «Я совершаю подлость по отношению к супругу». Однако она, целуясь с Дубикайтисом и позволяя ему себя раздевать, ничего подобного не думала. Просто следовала зову сердца, и все. Наверное, и у Филиппа все так же.

Вдруг почувствовав к нему острую нежность, Юля вбежала в гостиную. Рыбаков корпел над бумагами, она порывисто обняла его:

– Филипп!

Он мягко, но непреклонно отвел ее руки:

– Что тебе нужно?

– Давай мириться!

– Я не ссорился с тобой.

– Я серьезно…

– И я серьезно. Я предупредил тебя, что нам придется разойтись, если ты заберешь мое производство. Иди, Юля, не мешай. Мне нужно подготовить дела завода к сдаче.

– Ты все-таки увольняешься?

– Да, я же говорил.

– Филипп, не сходи с ума. Это же чистая формальность! Тебе же надо было, чтобы поставки древесины возобновились? Они возобновились! По-моему, прекрасный вариант для тебя.