Клиника С.....
Шрифт:
Это только дуреха Довжик может спрашивать в лоб: «Вы, вообще, человек обеспеченный или от пенсии к пенсии существуете?» Моршанцев считал, что выяснять уровень благосостояния пациента надо деликатно, исподволь. Так, во-первых, более правильное впечатление создается, потому что обходной маневр почти всегда лучше лобовой атаки, а во-вторых, пациенты не настораживаются и никакой неловкости не возникает. Ну Марго — это Марго, королева наша. Ей хоть кол на голове теши, все равно без толку.
Работая рентгенологом, миллионером, конечно, не станешь, но разные бывают ситуации.
— Нагрузки небольшие, — улыбнулся Ферапонтов. — Если погода хорошая, могу пару часов провести в Лианозовском парке, правда, больше на скамейках сижу, чем хожу. Если плохая — дышу свежим воздухом на лоджии. За обедом могу рюмочку-другую махнуть под настроение.
— Рюмочку-другую — это сколько?
— Не больше ста грамм.
«Двести — двести пятьдесят», — Моршанцев привычно умножил дозу на так называемый «маскирующий коэффициент», чтобы получить данные, соответствующие реальным.
— А какие напитки предпочитаете?
Напитки — это один из главных критериев благосостояния. С человека, который предпочитает односолодовый виски, можно «стрясти» больше, чем с того, кто пьет сторублевую водку.
— Перцовочку! — доверительно признался Ферапонтов. — Сам настаиваю на меду да на перчике. Выписываться буду, скажу жене, чтобы принесла для вас бутылочку. Оцените сами.
— Спасибо, но это лишнее, Олег Борисович. Я не пью уже третий год.
— Кодировались? — во взгляде Ферапонтова появилось сочувствие.
— С ипотекой связался, — выдал заготовку Моршанцев. — А это при наших зарплатах сами понимаете, что такое. Живу по принципу: «Все для фронта, все для победы». Но не будем отвлекаться…
Отвлекаться на «декларацию намерений» больше незачем. Все нужное сказано, причем сказано очень удачно. Теперь можно продолжить сбор анамнеза и попутно решить, какую сумму озвучить в итоге.
— Отдыхать предпочитаете на море или в средней полосе?
— На даче. Она у меня в средней полосе и недалеко от Московского моря. Слыхали о таком?
— А как же. Не только слышал, но и видел. В хорошем месте у вас дача, можно позавидовать.
— Завидовать особо нечему, — вздохнул Ферапонтов. — Место хорошее, участок ровный, а вот дача — так себе. Обычный летний домик в полтора этажа, построенный еще при советской власти. Тогда капитального строительства на дачах не разрешали, но некоторые хитрили — ставили нормальный сруб, а поверху, для конспирации, обшивали досками, чтобы дом выглядел как летний…
По ходу разговора выяснилось, что дочь Ферапонтова руководит филиалом агентства недвижимости «Комком», а сын работает менеджером в сети гипермаркетов. Нормально. Разве двое более-менее устроенных по жизни детей не согласятся раскошелиться на лечение родного отца, тем более что отношения поддерживаются, и судя по тому, с какой теплотой говорит Ферапонтов о детях и внуке, сыне и дочери, отношения неплохие.
Осмотр Моршанцев провел бегло, торопился сказать главное, пока не помешали, а главное лучше
Закончив осмотр, Моршанцев усадил пациента на диван, сам сел рядом (доверительность, она ведь не только словами определяется) и для начала приободрил:
— Что ж, Олег Борисович, дела ваши не так уж и плохи. Нарушение проводимости можно считать единственным осложнением вашего инфаркта…
— Разве ж этого мало? — хмыкнул Ферапонтов.
— Лучше бы вообще без осложнений, кто спорит? Но вот аневризма с декомпенсацией была бы гораздо хуже, разве нет?
— Вы правы, — согласился Ферапонтов. — Мог бы я превратиться в «недвижимое имущество»…
— Вот-вот. А так — одна небольшая операция — и главная ваша проблема будет решена. Думаю, — Моршанцев потянулся, чтобы постучать по столешнице, вроде как сглазить боится, — что в начале следующей недели мы вам стимулятор и установим.
— А если прямо завтра? А? — Ферапонтов с надеждой заглянул в глаза лечащего врача. — Чтобы не залеживаться тут у вас?
— Олег Борисович! — точно таким же тоном, каким капитан милиции Михаил Иванович из «Бриллиантовой руки» говорил недотепе Горбункову свое коронное «Семен Семенович», произнес Моршанцев. — Вы же врач и должны понимать, как что делается. Установка кардиостимулятора немного отличается от постановки пломбы в зуб. Это хоть и не очень большая, но операция, к которой вас нужно подготовить. У меня нет причин не доверять тому, что написано в вашей выписке, но уровень районной поликлиники или даже кардиологического диспансера не идет ни в какое сравнение с уровнем нашего института.
Человек должен сознавать, как ему повезло, что он попал в НИИ кардиологии и кардиососудистой хирургии имени академика Ланга. Это понимание способствует установлению взаимопонимания между врачом и пациентом.
— Конечно, конечно, — закивал Ферапонтов. — Я понимаю…
Ничего ты пока еще не понимаешь… Моршанцев вспомнил, каким дурачком он пришел сюда два года назад, и едва удержался от неуместной сейчас улыбки. Он тоже поначалу ничего не понимал.
— Раз уж вы оказались у нас, то используйте возможность показаться лучшим в Европе специалистам на все сто процентов…
Лучшие в Европе… Клиника с мировым именем… Ведущее учреждение страны… Институт Жизни… Моршанцеву снова захотелось улыбнуться. Какой там, к чертям, Институт Жизни? Правильно журналисты обозвали родное учреждение Институтом Смерти, потому что только смерть, точнее — ее призрак, страх перед ней, заставляет пациентов раскошеливаться. На входе патологоанатомических отделений и кафедр принято писать: «Здесь смерть служит торжеству жизни». Над главными воротами НИИ кардиологии и кардиохирургии можно написать то же самое, не уточняя деталей. Ирина права, когда говорит, что только страх и тщеславие открывают кошельки, но страх гораздо лучше.