Клиника С…
Шрифт:
Реноме своего института Всеволод Ревмирович берег трепетно, как в крупном, так и в мелочах. В вопросах репутации мелочей вообще не бывает, потому что любая мелочь может стать поводом для смены руководства, может стать камешком, о который споткнешься и больше уже не поднимешься. Достаточно вспомнить хотя бы министра здравоохранения Коврутского, который руководил отечественным здравоохранением всего четыре месяца и был уволен из-за крупных нарушений в деятельности Федерального фонда обязательного медицинского страхования. Разумеется, нарушения возникли не в эти несчастные четыре месяца, а много раньше, Генеральная прокуратура
Дверь кабинета широко распахнулась, пропуская любимую дочь Инну Всеволодовну. Инна Всеволодовна была не в духе, причем основательно. Брови насуплены, глаза сузились, крылья носа раздуваются, и вообще вид такой, как будто хочет кого-то загрызть или разорвать.
Сев на стул, дочь страдальчески закатила глаза и сказала:
— Ну не …? Что за жизнь? Кругом …! Зла не хватает!…!
Всеволод Ревмирович поморщился (он не любил матерщины), но, хорошо зная свое чадо, волноваться не спешил, потому что подобный шквал эмоций мог быть вызван как пожаром в одном из корпусов института, так и зависшим ноутбуком или болезнью парикмахерши.
— «Каленика» больше не намерена заключать с нами договоров на клинические испытания! Ты можешь себе это представить?
«Каленика» была не самой крупной, но довольно солидной фармацевтической фирмой.
— Они переходят под крылышко Первого меда! Сволочи! Мало мы им добра сделали?! Ну как так можно — вести за моей спиной переговоры, держать все в секрете…
— Это обычная практика, — перебил Всеволод Ревмирович. — А что касается «Каленики», то удивительно, как они не расстались с нами раньше.
— Почему?
— Потому что ты постоянно выкручивала им руки. С каждым годом сотрудничество с нами обходилось им все дороже и дороже…
— Это бизнес! — запальчиво возразила Инна Всеволодовна. — Ты, папа, живешь старыми…
— Да-да, — не стал спорить Всеволод Ревмирович, — я консерватор, мои взгляды на жизнь безнадежно устарели, я за всю жизнь не прочел ни одной книжки из серии «Как заработать миллион за неделю», но даже я понимаю, что у каждого производителя в цену продукции заложен определенный лимит на рекламу…
— Папа!
— Инна! — прикрикнул Всеволод Ревмирович, вынуждая дочь замолчать. — У всех заложен определенный лимит на рекламу и продвижение продукции, и если партнер не укладывается в эти лимиты, то чаще всего меняют не лимиты, а партнера! Отсюда вывод — надо знать меру и не…
— Ну разве я могла предположить, что Кукшин перебежит нам дорогу! И в мыслях не было! Ты же можешь его в порошок стереть и не чихнуть!
— Может, еще киллера нанять? — недобро прищурился Всеволод Ревмирович. — В духе времени?
— Ну я образно…
— И я образно. Успокойся, дорогая моя, и впредь будь умнее, не забывай, что любое партнерство должно быть взаимовыгодным. Ну не мне ж тебя учить…
— Ты предлагаешь спустить все на тормозах?! — изумилась дочь. — Так вот смириться и забыть? Даже не высказать Кукшину, что мы о нем думаем?
— Я о нем ничего плохого не думаю, это первое, — веско сказал Всеволод Ревмирович. — Черт с ней, с «Каленикой», проживем и без нее, это второе.
— Потому что ты избегаешь конфликтов!
— Именно так. Худой мир лучше доброй ссоры. Это последнее. Я надеюсь, что ты еще не успела никому ничего высказать?
— Только «Каленике», — буркнула Инна Всеволодовна, вставая со стула.
— Им можно, — улыбнулся Всеволод Ревмирович. — Завтра позвони, скажи, что погорячилась, и предложи пересмотреть условия…
— Никог-да! — Инна Всеволодовна помахала в воздухе указательным пальцем. — Я под них ложиться не стану!
— Инна, следи, пожалуйста, за своим лексиконом! В академики метишь, а выражаешься, как Сонька Золотая Ручка! «Ложиться под них», «тянуть на себя одеяло», «задвигать фуфло»! Ужас! В нашем доме никогда таких слов не произносили!
Дочь скорчила гримасу, давая понять, что придирки ей надоели, и ушла. Всеволод Ревмирович не сомневался, что завтра она позвонит в представительство «Каленики» и предложит новые условия. Гонор гонором, а деньги Инночка любит больше всего на свете. Ей бы сдержанности чуток — и была бы идеальным руководителем.
Мне нравится, что можно быть смешной…
Встречаться с бывшими однокашниками можно только спонтанно. «Привет!» — «Привет!» — «Чем занимаешься?» — «Ничем!» — «Я тоже свободен. Не обзвонить ли нам ребят?» — «Хорошая идея. Я позвоню Сашке и Эдику». — «А я Паше, Вите и Борьке…» Часа через два в каком-нибудь кабачке, памятном по студенческим годам, собирается теплая компания. Потому что никто не строил далеко идущих планов за неделю вперед, и, соответственно, нечему было ломаться, меняться и переноситься.
Хуже всего, когда посиделки начинают рассыпаться в самый последний момент. Ты просыпаешься в выходной день в предвкушении приятного времяпрепровождения, припоминаешь какую-нибудь особенную историю, случившуюся с тобой в последнее время, чтобы эффектно преподнести ее приятелям, колеблешься с выбором одежды и в конце концов решаешь не надевать белый свитер, потому что жареные колбаски, поданные на раскаленной сковороде, уделают его до полной неносимости, решаешь выйти пораньше, чтобы было время зайти в «Медицинскую книгу» и неспешно покопаться в новинках… Ты уже стоишь на пороге, когда раздается первый звонок:
— Извини, я сегодня пас…
На выходе из подъезда мобильный звонит снова:
— Тут такое дело…
На третий и четвертый звонки ты реагируешь с обреченностью человека, не ждущего от жизни ничего хорошего. Пятый звонок выбивает тебя из колеи, потому что ты только что убедил себя в том, что два человека — это отличная компания для субботнего вечера. Да, два человека — это компания, а одному лучше пить пиво дома, перед телевизором. Так дешевле, приятнее и никто не заставит тебя смотреть унылое состязание регбистов вместо «Гудзонского ястреба», «Полицейского из Беверли-Хиллз», «Бриллиантовой руки» или еще какого-нибудь уютного старья, под которое так хорошо пьется пиво.