Клиника в роще

Грановская Евгения

– Вы что-нибудь понимаете в теории бесконечно малых величин? – и сам себе ответил: – Лично я – нет. Но они меня и не интересуют. Главное в шахматах – философия незаполненных пространств. На шахматной доске их много, – он ткнул морщинистым пальцем в сторону окна. – Посмотрите на это пространство. Что вы можете о нем сказать?

– Оно не заполнено? – предположила Вера, внимательно наблюдая за Антокольским.

Пациент улыбнулся:

– Правильно. Я рад, что в клинике появился еще один умный врач. Однако,

обнаружив незаполненное пространство, мы не решили проблему смысла жизни. Чтобы выявить структуру его амбивалентности, нужно вычесть из ферзя два в минус третьей степени. Тогда у нас будет возможность просчитать следующий ход коня.

– Следующий ход коня?

Антокольский кивнул:

– Именно так. Все дело в том, что конь ест траву. В свое время русская философия много занималась данной проблемой. Николай Бердяев писал о том, что конь по своей силе равен трем пешкам. Из чего он выводил теорию русской соборности, основа которой – жертвенность во благо клетки е-четыре. Я сейчас как раз пишу трактат о размножении пешек, – Антокольский улыбнулся и положил ладонь на школьную тетрадку, которую притащил с собой. – В моем трактате будут ответы на главные вопросы человечества, – доверительно сообщил он.

Вера записала что-то в больничную карту и спросила:

– Степан Петрович, чем вы занимались после завтрака?

– Я размышлял, – сообщил Антокольский. – А потом долго беседовал с одним умнейшим человеком.

– Кто он?

– Вы его не знаете. Но в свое время он был очень знаменит. Платон… а моего знакомого зовут Платон… сообщил мне о том, что земля держится на трех морских конях. И самое главное: тот конь, который поддерживает землю с Запада, – шахматный!

– Невероятно.

Антокольский снисходительно улыбнулся:

– Я тоже так сказал. Но Платон привел мне неоспоримые доказательства. Все дело в том, что клетка б-2 находится именно на Западе! На ней он и стоит.

Вера снова что-то вписала в карту. Антокольский посмотрел, как она водит авторучкой по странице, и вдруг обхватил голову ладонями.

– Боже мой, боже мой… – пробормотал мужчина с невыразимой тоской. – В мире так много вещей, которые я не могу осознать… А шахматная доска всего одна… Что же мне делать? Как жить дальше?

Грусть старика растрогала Веру.

– Не расстраивайтесь, Степан Петрович, – искренне проговорила она, – у вас все получится.

– Правда?

– Да.

Пациент улыбнулся.

– Спасибо, что верите в меня. За это я расскажу вам о своих последних открытиях…

Беседа продолжалась еще двадцать минут. В конце концов Антокольский сообщил, что в палате его ждет восточный конь, которому он обязан показать его клетку, и тихо спросил:

– Мне уже можно идти?

– Да, – кивнула Вера.

Старик поднялся и вдруг грустно сообщил:

– Сегодня

на завтрак нам давали шпинат. Один листик был очень похож на коня. Я сохранил его.

– Зачем? – спросила Вера.

– Он поможет мне проникнуть в тайные механизмы бытия, которые приводят в движение шахматную доску. Вы знаете, иногда она движется! Но я не могу рассчитать траекторию ее движения, что меня пугает.

– Уверена, со временем у вас все получится, – снова пообещала Вера. – Главное, чтобы вы продолжали принимать лекарства.

Антокольский улыбнулся.

– Спасибо вам. Беда большинства людей в том, что в их сердцах практически не осталось любви. Во всем виновата теория незаполненных пространств, – мужчина помолчал, сосредоточенно что-то обдумывая, и вдруг попросил: – В следующий раз принесите мне пешку, ладно? Мне не хватает одной пешки, чтобы закончить формулу бессмертия.

– Хорошо, – кивнула Вера, – я принесу. Степан Петрович, вы можете идти в палату.

Антокольский повернулся и, вздыхая, поплелся к двери.

А Вера снова склонилась над больничной картой.

12

За полтора часа до обеденного перерыва Черневицкий провел заседание, посвященное вчерашнему происшествию. Профессор был сильно расстроен. Он то и дело приглаживал ладонью седую шевелюру, что являлось несомненным признаком душевного дискомфорта.

В течение получаса Игорь Константинович внушал сотрудникам мысль о необходимости предельной осторожности и безукоризненного соблюдения правил безопасности в работе с пациентами. Потом рассказал, что следователь завел по факту гибели Астахова уголовное дело, и попросил в разговорах со следователем быть не только искренними, но и сдержанными.

Затем он сообщил, что клиника оплатит похороны Астахова («Я мог бы об этом даже не говорить, и напоминаю лишь затем, чтобы вы в очередной раз убедились, что мы не бросаем в беде своих»). После чего объявил о том, что вдове Астахова Наталье клиника назначает ежемесячную пенсию в размере заработной платы ее погибшего мужа.

После того как заседание закончилось, Вера нагнала в коридоре Шевердука и пошла с ним рядом.

– Иван Федорович, я бы хотела еще раз поговорить с Евгением Осадчим, – сказала она.

Шевердук покосился на Веру, холодно блеснув стеклами очков.

– Исключено.

– Я врач, – упрямо тряхнула головой Вера, – и теперь заменяю Астахова. Разве не так?

– Осадчий не ваш пациент, – стоял на своем наставник.

Вера нахмурилась.

– Иван Федорович, я думала, что после того, что нам вместе пришлось испытать…

– Это ничего не изменило, – холодно заявил Шевердук.

– Да, но я уже не чужой человек в клинике. И не думаю, что нужно ждать целый месяц, чтобы…