Клинки севера

Илларионова Алина

– Я… это… ты поосторожнее, вот. И еще… я тебе подарочек мастерю – как вернешься, он и готов будет. Только вернись… Меня Липкой зовут!..

Выпалил, да и был таков, только лапти засверкали, а пантера всю оставшуюся дорогу фыркала и трясла головой, с трудом удерживая смех. А Виллька, противный, еще говорил, что прелести у нее сомнительные. Ха! К замаскированной дерном и листьями яме подошла по-кошачьи тихо, так что ни ветка не хрустнула, ни листок не шелохнулся. Затолкала узел под облюбованный еще днем сосновый корень, похожий на клубок брачующихся змей, прислушалась и принюхалась к запертому в лесу ветерку. Ничего и никого. Вообще. Зверье будто вымерло, даже

сова не рискнула гукнуть. Странно… Алесса обошла яму кругом, придерживаясь безопасного расстояния в десять саженей, и пометила чужую территорию. Карса подобной наглости точно не стерпит! После чего уселась спиной к сосне да призадумалась, оставив бдительность внутреннему зверю.

Кока Лукич говорил, что в травоцвете лихачи переплывали реку, да не учли эльфов, пускающих исключительно тех, кто пользуется общими переправами. Но что, если не переправлялись, а сплавлялись? Силль-Тьерра, равно как и Алидара, берут исток в Сумеречных лесах – родине и вотчине карс. Вполне вероятно, неудачники-звероловы, согнанные остроухими на берег, упустили зверя и поспешно ретировались от греха подальше. В то же время пропадает вдова Тасенка… Так совпадение ли?

И опять же разгул нежити, о котором предупреждал ее леший. Алесса ожидала увидеть вековые дубы, обсиженные граями [5] , орды лопарей, атаковавшие деревни, и стаи волкодлаков величиной с матерого бычка, а вместо этого повстречала вурдалчонка-недомерка да заморенного упыря, вымаливающего ради милости кровушки. Странно… Пантера недоуменно почесала лоб, и озарение снизошло. Ну конечно! Рядом с эльфийскими владениями нежити не должно быть вообще, только если ее не призвали. Или не произошел сбой в заклинании – случайный либо намеренный…

5

Грая – мелкая гарпия.

Внезапно Алесса поймала себя на мысли, что начинает рассуждать, как Вилль. Она и раньше замечала перенятые у друга жесты, слова, поговорки; штаны стали казаться единственной приемлемой одеждой, а юбки – обузой; пропал интерес к украшениям, а к оружию, напротив, возрос. Внутренний зверь стал послушным и в полнолуние не рвался из клетки на волю, не спросив дозволения у Алессы-человека. Это походило на взросление, когда погремушки сменяют лоскутные медвежата, а тех – цветочные и соломенные куклы, так же отложенные со временем в сундук на место маминых платьев.

«Это кольцо нас изменяет», – то ли испуганно, то ли благоговейно прошептала пантера и насторожилась. Девушка тоже его почуяла. Этот взгляд, одновременно изучающий и жадный, будто пробующий добычу на вкус. Такой знакомый…

Алесса обернулась.

Карса, раздувая ноздри, разглядывала ее полыхающими красными глазами демона-ишицу. Тварь подошла с подветренной стороны.

ГЛАВА 6

В Ильмаране говорят, что по-настоящему свободен лишь мертвец, раздавший долги при жизни. Но к чему такие крайности?! Эданэлю Ринвейну по прозвищу Аэшур достаточно было свободу утратить, чтобы понять ее суть.

В раннем детстве Дан был любимым «птенчиком» и боязливо прятался под мамино крыло, спасаясь от восхищенных взглядов многочисленных тетушек. «Ути, какой хоро-ошенький!» Узнай сейчас об этом младший брат, расхохотался бы. Или сплюнул. Сочно и с выражением. С возрастом определение «хорошенький» мальчик превратилось в «обаяшку», а затем в «привлекательного юношу и завидного жениха».

Русанну Ринвейн годы не обошли стороной. Эданэль был единственным поздним ребенком, и к тому времени, как ему исполнилось шестнадцать, ей стукнуло пятьдесят.

К ним в особняк зачастил дядя Руфин. Вот его Русанна просто на дух не переносила. Брата с сестрой более-менее мирило поделенное наследство – два ремесленных поселения ткачей-мастеров и несколько лавок сбыта, но в последнее время все разговоры сводились к нему, Эданэлю. Мать вмешиваться не велела, и юноша молча кипел в своей комнате, прислушиваясь к крикам из кабинета. Однажды все едва не обернулось бедой.

– Вырастила себе барчонка, дура! – Дядя хлопнул дверью так, что стекла задребезжали.

Дан молча заступил ему дорогу. Выглядел дядя премерзко, с красным лицом и облепившей губы пеной. Словно бесноватый.

– Отойди! – мрачно буркнул дядя да вдруг отшатнулся, схватившись за сердце. – У тебя что с глазами, парень?!

– Сын, иди в комнату! – Голос матери зазвенел и сорвался.

Дан подчинился против воли, но дверью хлопнул посильнее дяди. Гораздо сильнее! Зеркало сорвалось со стены, а снизу донесся придушенный всхлип. Дядин, к счастью. Распиная клятого родича на все корки, Дан подошел к осколкам. Говорят, не стоит заглядывать в разбитые зеркала. Можно привлечь беду, а то и бесь вылезет и пожрет душу. Отражение было его собственным, но из-под кожи словно проступала оскаленная звериная маска, и с волчьей ненавистью горели желтые глаза.

Когда Русанна наконец выпроводила брата и поднялась в комнату, сын сидел на кровати, безвольно опустив на колени растрепанную голову.

– Мама, я нечисть, да? – простонал несчастный Эданэль. – Оборотень или вампир? Или похуже что-нибудь? Лучше скажи, а? Я уже успокоился и беситься не буду, кусаться не буду…

Мать, смеясь, поцеловала его в макушку.

– Глупенький! Твой отец был аватаром. Ты слышал о них? Эльфы-оборотни, защитники своей расы, своих близких. То, что произошло, – это дар твоей покровительницы, Пресветлой Саттары. Бояться нечего, гордись родной кровью, птенчик. Но тебе нужно уметь контролировать себя. Я знаю об аватарах чуть больше, чем пишут в книгах, – она выдержала многозначительную паузу, позволяя сыну обдумать это и проникнуться, – и помогу тебе справиться. Возможно, со временем ты научишься летать. Только слушай меня, хорошо?

Молодой полукровка даже голову поднял. Когда это он не слушался маму?

Любой спор Русанна выигрывала вчистую, при этом умудряясь повернуть разговор так, что Дан был уверен, будто сам пришел к нужным выводам. В один момент повальная влюбленность захлестнула молодежь Вышковиц, и полуэльф морового поветрия не избежал. А как же! Свидания при луне, стихи дамам сердца, а врагам – язвительные эпиграммы и вызовы на дуэль. До чего ж увлекательно! Ровесник Дана сделал предложение руки и сердца первой красавице Вышковиц Лютии прямо на площади у храма Иллиатара, и юноша вспыхнул. Как, вперед него?! Выбирал невесту он с матерью, конечно, и происходило это так.

– К госпоже Беате приехала племянница. Ты слышала?

– Да, сына, мы уже повидались в храме.

– С каких пор ты стала ходить в храм?!

– Не могла же я упустить возможность познакомиться?

– И о чем вы с ней говорили?

– Ах, сына, она не слишком разговорчива. В храме негоже болтать попусту, а она очень набожна, соблюдает все посты и не ест мяса. И серый платок ей к лицу. А позже… Я даже не запомнила. Ни о чем, наверное. Я пригласила их в гости, но не уверена, что придут. Такие скромники!