Клинки севера
Шрифт:
– Ага, ёперный! – захохотал Скат. – Иной раз можжевельником по баргузе так отходят, что хоть арии вой.
– Это, сестренка, терма. Баня, значицца, ихняя, – со светлой грустью вздохнул одноглазый Налим.
– Баня?! – ахнула знахарка. Судя по габаритам, в бане если не все горожане поместятся, то половина точно. – А скульптуры зачем расставили?
– Для фасона, Лесса. Понимаешь, какое дело: у кого из владельцев скульптур больше, та баня и престижней! – пояснил капитан Китобой.
Да уж, подумала знахарка, наверняка баня мужская, а обслуга сплошь в юбках, а то и без них. Только бы Вилль не стал завсегдатаем. Хотя… он скорее записался в библиотеку.
Библиотеку миновали,
А столица Скадара готовилась к празднику, и всю дорогу от дворца кэссаря до рощи заступницы Иллады уже начали украшать пурпурными и белыми цветами. Как же, завтра, седьмого числа второго месяца осени, на рассвете по ней будет шествовать сама кэссиди! В кущах миртовых деревьев посредника между тварным миром и небом поджидал маленький храм без окон, с единственной дверью, такой низкой, что переступить порог можно было, только согнувшись в три погибели. Вокруг – никого. Чудное место. Издревле считалось, что лишь наследник престола может войти в храм и говорить с богиней, прося Илладу-Судьбу о милости к недостойным ее, заступницы, руки горожанам. В храме же кэссиди замкнется ровно на седмицу в полном одиночестве, за исключением статуи богини и человека, который раз в день будет приносить воду и пресную лепешку. Повелители должны учиться терпению смолоду, дабы подавать пример подданным. Тогда в день коронации судьба примет ее и будет милостива к потомкам.
Алессу равноправие удивило и восхитило, а за Неверру стало обидно: никогда империей не правила женщина. Безобразие! Естественно, что в мужской компании было разумнее оставить эмоции при себе.
Во дворе гостиницы, отгороженном белым заборчиком, росли знакомые сосенки, а рядом с ними – нечто, похожее на высоченные тонкие шишки, украшенные конопляными листьями. У подножия деревьев из земли щетинились колючками гигантские огурцы и раскинулся вездесущий лопух. По брусчатке выхаживало пернатое страховидло размером с дворнягу, больное краснухой и щитовидной железой. Заметив гостей, уродец по-чудному залопотал, расправил саженные крылья и… понесся, шатаясь, как жених с мальчишника. Алесса стояла истуканом, пока он пытался затолкать клюв в узкий кармашек безрукавки. Скатов карман понравился больше. Аршинный клюв без проблем добрался до дна, что-то подцепил и заглотнул в один прием. Страховидло благодарно расшаркалось короткими лапами.
– Отдай мою воблу, ворюга! – запоздало схватившись за карман, возмутился рыжий.
Отрицательно квакнув, чудо природы с достоинством заковыляло к прудику в компанию уток. Дверь под гостиничной вывеской, утверждавшей: «Розовый пеликан. Без сомнений доверьте ему ваш карман!» – распахнулась, выпустив загорелого блондина в просторной светлой одежде. Знахарка невольно вздрогнула.
– О-ориен! Каким ветром?! – Мужчина слетел с крылечка, чуть не отдавив ухо дремлющему псу. Руки при этом раскинул так, будто собирался за компанию обнять весь двор. Привлекательный дядька в возрасте, но… Алесса мысленно хихикнула: его клюв лишь малость уступал пеликаньему.
– Попутным, Динон! – Мужчины захлопали друг друга по спине. Действительно, попутным. «Китобой» шел южнее, но капитан с Налимом решили лично устроить знахарку у старого знакомого, а Скат до последнего надеялся, что она передумает оставаться. – Наш китовый ус – для ваших дам, а наша дама – в гости к вам. Знакомься,
– Обижаешь, Ориен! Я – честнейший человек, а вам по старинной дружбе скидочку сделаю.
Судя по лицам капитана и Налима, такого великодушия за хозяином отродясь не водилось.
– Очень приятно. – Алесса протянула руку, но сан Альт вместо того, чтобы пожать, облобызал ее от костяшек до локтя.
– О-о, сунна Морская Волчица! – оторвавшись на мгновение, он полюбовался шляпой. – Приплыли покорять наши берега?
– Вообще-то вашу флору.
– Фауна уже покорена, – хмыкнул капитан.
Покоренный меж тем принялся за другую руку. Алесса мило улыбнулась, но, по правде говоря, ей было неловко.
– Кстати, я купил коня! – Хозяин гостиницы оставил руку в покое, и знахарка спешно ее прибрала. – Чистопородный минорский скакун! Настоящий ураган! Дом я построил, так что осталось жениться и можно спокойно помирать. Но пока до поминок не дошло, приглашаю всех обмыть коня за счет «Пеликана», а на шакала просто не обращайте внимания.
– Он поклялся, что не женится, покуда не заседлает минорца, – шепнул Налим. – С той поры лет тридцать минуло.
Алессе было уже все равно, что и за чей счет обмывать: кольцо настойчиво звало на северную окраину столицы. Хотелось скорее бросить вещи, посидеть на дорожку с новыми друзьями и отправиться на встречу со старым, самым близким. Близость этой встречи опьяняла не хуже темного орочьего «Янтаря».
«Виллька-то небось соскучился по кружке с шапкой», – посочувствовала аватару Алесса, когда перед ней поставили кубок легкого вина. Пиво, по заверениям самого же хозяина, скадарцы варили отвратное, зато в изготовлении виноградных нектаров могли потягаться с эльфами. Кроме знахаркиных спутников, от уличного зноя в зале спасалось всего пятеро человек, среди них двое краснокожих ильмаранцев. Прохладный напиток, прохладный воздух с цитрусовой отдушкой, мраморный фонтанчик в центре зала… Все замечательно, если б еще было потише. Упомянутый хозяином шакал оказался тощим, длинным как жердь парнем, замотанным аж в три простыни: красную, желтую, зеленую. Льняные, по пояс, волосы были перехвачены на лбу плетенным косицей ремешком. В угоду заморским гостям менестрель старательно гудел на межрасовом, терзая разлаженную лютню:
И подошел он к пещере сырой и зловонной, Пикою трижды ударил о камень замшелый, Снял турий рог, что Иллада-богиня дарила, Рог тот поднес он к устам, зычный гул порождая: «Был твой отец каракатом, а матерь медузой, Сестрами звал ты улиток, а братьями гадов, В жены ты взял камбалу, что по дну стелет брюхом! Выйди на бой, темной Бездны гнилая отрыжка!!!»Знахарка огляделась, не поперхнулся ли еще кто-нибудь, кроме нее. Но остальных едал и пивал, похоже, не смущали проделки Бездны, либо народ был к ним привычен.
– Это ваше… народное творчество? – Алесса пыталась быть сама любезность, хотя от «отрыжки» корежило.
– Угу. Сто и один подвиг Триганимеда, славного героя Тверди, Неба и Бездны.
– А это который?
– Второй. Битва с тысячеглазым крабом, – проскрежетал зубами сан Альт. – Этот шакал здесь с утра воет. Всё ждем, когда же охрипнет. Ильмаранские гости вон поспорили, да, по-моему, уже оба проигрались.
– Бдэннь!!! – надрывалась лютня, силясь перешуметь солиста, но тот не сдавался: