Клинок эмира
Шрифт:
Пантера легла, вытянув лапы и насторожив уши. Она крутила головой, повизгивала и явно нервничала.
Подбежал Шубников. Вместе с Юлдашевым они стали разгребать сухой, не успевший слежаться песок и вскоре натолкнулись на вещи, зарытые Нарузом Ахмедом. Из ямы были осторожно извлечены парашют, комбинезон, кислородная маска, пустой термос и пустой мешок.
Ни на одном из предметов, исключая термос, не оказалось никаких меток, могущих выдать их происхождение. На термосе же стояла марка ташкентской фабрики.
Юлдашев поднес горлышко термоса к носу и сказал:
— Кофе!
— Значит, гость из трезвенников, — усмехнулся Шубников. —
Машина тронулась.
— Вы заметили — он или очень медленно идет, или сильно нервничает, обратился Шубников к Юлдашеву. — На отрезке в восемь километров он выкурил четыре папиросы.
— Скорее всего нервничает — шаг у него широк и ровен.
— Поживем — увидим, — неопределенно буркнул Шубников.
3
Во второй половине следующего дня разморенный знойными лучами солнца Наруз Ахмед выбрался на наезженную дорогу. Телеграфные провода напевали свою бесконечную унылую песню. Ни единой души не встретил Наруз Ахмед за свой долгий путь, и это его радовало. Пока что все шло хорошо. Только вот усталость и жажда донимали. Две опорожненные фляги, как и ненужную теперь лопатку, он бросил в пути. Во флягах был специальный напиток соломенно-желтого цвета, которым снабдил его Керлинг: один-два глотка утоляли жажду, хотя во рту оставался солоноватый привкус. Наруз Ахмед и раньше слышал от кого-то, что чуть подсоленная вода утоляет жажду лучше, чем пресная, но не придавал этому значения. В напитке Керлинга угадывалась примесь мяты и были какие-то другие запахи.
Наруз Ахмед присел на бугорок и огляделся. Позади, на юге, над темно-бурой грядой гор возвышались белые шапки снежных вершин. Впереди, на севере, узкой полоской уходила однообразная и скучная дорога, обозначенная телеграфными столбами. Справа и слева простирались пески. Ни кустика, ни деревца, ни холма, ни строения. Гладко, пусто, безлюдно. Пески и пески…
Наруз Ахмед приблизился к телеграфному столбу и прочел пометки на нем. Тут же у столба он вытащил карту из сумки и развернул ее на земле. Выяснилось, что километра через два будет перекресток, на главную магистраль выйдут две дороги: одна — из колхоза имени Буденного, другая из горного кишлака Обисарым. Надо поскорее добраться до перекрестка и там ждать попутной оказии. Здесь оставаться рискованно. У первого встречного может возникнуть вопрос — откуда идет пешеход. И ответ будет довольно ясный — сзади граница. И как бы ни объяснял путник свои цели, каждый, даже самый нелюбопытный, запомнит человека, попавшегося на этой дороге, и наверняка скажет кому следует. Поэтому надо спешить к перекрестку. Там естественнее любая встреча и убедительнее любой маршрут. Но, может быть, добираться к перекрестку не дорогой, а окольным путем? Нет, нельзя. И питья не осталось, и видимость кругом большая…
Наруз Ахмед спрятал карту, встал, облизал пересохшие губы и, придерживаясь обочины, зашагал вдоль дороги.
На нем был просторный парусиновый пиджак с большими карманами, летние армейские брюки, легкие брезентовые сапоги и бухарская тюбетейка, расшитая золотыми нитками. На груди был прикреплен орден Красной Звезды с отколотой на одном лучике эмалью. С левого плеча свисала на тоненьком ремешке изрядно потрепанная офицерская сумка, которую он придерживал рукой. Во внутреннем кармане пиджака лежал комплект документов: паспорт с постоянной и временной прописками и с отметкой загса
За документы и свой внешний вид Наруз Ахмед был спокоен, а вот за сумку… Сумка — иное дело. Поэтому он и нес ее так, чтобы в любую минуту можно было от нее избавиться. В сумке кроме большой суммы денег пятидесяти и сторублевого достоинства, уложенных плотными пачками, была коробка из-под табака "Золотое руно" фабрики "Ява". От табака в ней остался лишь запах. Под картонной оболочкой хранилась та самая "посылка", которая могла стать неопровержимой уликой против Наруза Ахмеда…
Вот и перекресток. Вот знакомая дорога в колхоз, а вот — в кишлак… Дороги сходятся здесь под острым углом, а на самом перекрестке стоит старый пыльный карагач. Так было и раньше, много лет назад, когда он скакал здесь на горячем карабаире…
Наруз Ахмед хотел было уже усесться под карагачом, как заметил впереди, в перспективе дороги, быстро движущуюся точку. Это мчалась сюда грузовая машина, окруженная облаком пыли. На такую встречу Наруз Ахмед почему-то не рассчитывал. Надо было быстро менять выработанный план. Не раздумывая долго, он зашагал навстречу машине, держась той стороны дороги, откуда дул ветер. Он предполагал, что машина пройдет мимо, и тогда он вновь вернется на перекресток и будет ждать.
Но случилось не так, как предполагал Наруз Ахмед. Поравнявшись с ним, водитель остановил машину, выпрыгнул из кабины и окликнул его:
— Салям, уртак!
"Сейчас спросит, откуда я иду", — сообразил Наруз Ахмед и, желая предупредить развертывание событий, опередил водителя своим вопросом:
— Алейкум салям! Куда держишь путь?
— Недалеко. В кишлак Обисарым. А ты?
— В Токанд.
— Ого! А откуда идешь?
— Из колхоза Буденного.
— Спички есть? Давай закурим.
Они сели на подножку машины, в тень, и закурили.
Водитель, молодой парень узбек, видимо, совсем недавно демобилизовался из армии. На нем была фуражка артиллериста с выгоревшим околышем, гимнастерка с отдувающимися карманами и просоленная на спине, широкие выцветшие шаровары, испачканные маслом, и стоптанные полуботинки.
В кузове старой довоенной полуторки лежали ящики, мешки, бумажные кули.
— До Токанда тебе шагать и шагать, — проговорил водитель, раздувая огонь папиросы, хотя она чуть не пылала и без того. — Верных шестьдесят.
— Ничего не поделаешь, — вздохнул Наруз Ахмед.
— Ночевать в пути придется. А почему пешком?
— Так пришлось. В колхоз добрался на попутной, а оттуда попутной нет. Я и решил выйти на дорогу.
— Тут машины ходят редко. Безлюдье, — сказал водитель.
— Что везешь? — поинтересовался Наруз Ахмед.
— Всякое: табак, соль, сахар, муку. А вот из кишлака заберу другой товар. Живой, можно сказать. Персики. Их надо поскорее доставить.
— Сегодня же и обратно?
— Непременно. Часа через два-три…
— Вот что, дружище, — решился Наруз Ахмед и достал из полевой сумки полусотенную бумажку. — На, держи. А на обратном пути прихвати меня.
Водитель ухмыльнулся, повертел бумажку, аккуратно сложил ее вчетверо, положил в карман и спросил:
— Будешь ждать меня здесь?
— Нет, зачем же, я помаленьку пойду, а ты нагонишь…