Клинок эмира
Шрифт:
Перемены в Людмиле Николаевне особенно огорчали тетушку Саодат, которая первая воспылала к ней симпатией и теплым чувством. Теперь печальная тетушка ходила по дому, сокрушенно качала головой и бормотала:
— Вай, вай! Замужняя женщина, а оказалась вертихвосткой. Кому же теперь можно верить?
Испытывая неловкость, Людмила Николаевна, конечно, старалась укрыть предмет своего обожания от взоров домашних. Ни Халилов, ни тетушка Саодат ни разу не видели в лицо ее рыцаря. Обычно он приходил в отсутствие хозяев, а выпускала его Людмила Николаевна неслышно, через свою
Анзират, по праву старшей, очень мягко завела как-то разговор с Людмилой Николаевной об этом увлечении и тактично поинтересовалась, насколько оно серьезно. Но молодая женщина отделалась шуткой.
В другой раз Анзират дала понять Людмиле Николаевне, что домашние не прочь познакомиться с ее смелым спасителем, но услышала в ответ капризное:
— Стоит ли? Быть может, он и мне скоро надоест…
После этого Анзират окончательно убедилась, что имеет дело с очень хитрой и даже порочной женщиной. Но последний трюк Людмилы Николаевны поверг всех в еще большее удивление.
В четверг она быстро собралась, уложила кое-что в чемодан и объявила, что едет с Гасановым в Ташкент. Зачем? Она и сама не смогла объяснить толком, а может быть, не захотела. Утром к дому подкатил "Москвич", она уселась в него — и была такова.
Вот уже суббота на исходе, а ее нет. Халилова вся эта история не столько удивляла, сколько беспокоила. Бацилла недоверия к Людмиле Николаевне проникла в него с первой же минуты знакомства. Ее внезапный вульгарный роман лишь подтверждал подозрение, что первоначальная ласковость и простота были только наигрышем, средством для того, чтобы втереться в дом. Теперь, когда она укатила, якобы в Ташкент, Халилов не знал, что и думать.
19
В воскресенье утром Халилов с Анзират поехали на вокзал. Заняв место в вагоне, Халилов предупредил жену:
— Пока меня не будет, постарайся не отлучаться из дому.
Анзират согласилась. Она и сама так думала.
— Если появится кто-либо подозрительный, — продолжал Халилов, — сейчас же звони Леониду Архиповичу.
— Ладно.
— Как не вовремя свалился этот вызов в Ташкент, — вздохнул Халилов.
— А ты на перевод не соглашайся, — сказала Анзират. — Объясни, что у тебя жена тоже работает в Токанде; что только недавно мы переехали сюда, устроились…
— А то они не знают…
— Если знают, их нетрудно убедить, что все это не так просто.
— Постараюсь убедить, — проговорил Халилов, целуя жену. — Иди. Уже звонки дали.
Стоя на перроне, Анзират проводила поезд. Лишь только последний вагон скрылся за стрелкой, она заторопилась домой. Какое-то внутреннее беспокойство подталкивало ее, заставляло почти бежать.
И она не ошиблась. Тетушка Саодат встретила ее на пороге таинственным шепотом:
— Явилась…
— Кто?
— Ну кто же? — И она показала на дверь Людмилы Николаевны. — Сияет, как свежеиспеченная лепешка, и прыгает, как коза. Что-то весело ей.
— Что-нибудь рассказывала?
— Хвастается, что поездка удалась на славу и ни копейки денег не стоила.
— Даже? — усмехнулась Анзират.
— Ну да! Ох, не к добру все это… — покачала головой старушка. Доиграется она!
Анзират только вздохнула и прошла в свою комнату. После обеда она вышла из дому и уселась на ступеньках веранды с книгой в руках. Минут через десять скрипнула калитка. Анзират обернулась. Из-за косяка выглядывала голова мальчугана лет десяти-одиннадцати.
— Кто будет Анзират-ханум?
— Я.
— Возьмите письмо, тетя, — сказал мальчуган, протягивая руку с конвертом и, видимо, не решаясь войти во двор.
Она встала, подошла к калитке.
— Я буду ожидать на той стороне, — шепнул мальчик.
— Кого ожидать? — спросила Анзират.
— Вас. Прочтите. Там все сказано, — и, не ожидая ответа, мальчуган стрельнул на противоположную сторону улицы.
Анзират вскрыла письмо, развернула лист бумаги и прочла:
"Жизнь твоего сына Джалила в большой опасности. Если он дорог тебе и ты хочешь отвести от него неминуемую беду, сейчас же иди за подателем этого письма. Он покажет тебе женщину, которая все расскажет и может помочь тебе. Не медли ни минуты! И никому ни слова, иначе ты погубишь сына".
Строчки и буквы заплясали перед глазами Анзират. Губы сразу пересохли. Первой ее мыслью было позвонить Шубникову, но она сейчас же отказалась от нее. А вдруг за ней следят? Здесь же сказано: "И никому ни слова, иначе ты погубишь сына". Нет, нет, Джалила она потерять не может. Риск слишком велик.
Странной, боязливой походкой, оглядываясь, Анзират прошла в столовую. Надо быстро переодеться и идти. На улице день, и ничего страшного быть не мажет. Тетушке ничего говорить не нужно.
Анзират положила страшное письмо на стол и пошла в спальню. Быстро мчались отрывки мыслей: "Кто же ее ждет? Что за таинственная женщина? Какая опасность нависла над Джалилом?"
Она переоделась, прошла в столовую и остановилась пораженная и негодующая: Людмила Николаевна, стоя у стола, читала письмо.
Услышав шаги Анзират, Людмила Николаевна подбежала к ней и, глядя прямо в глаза, сказала:
— Я прочла… С этим нельзя шутить… Идите быстрее… И не бойтесь, я и Гасанов будем наблюдать за вами. А он парень отчаянный и смелый. Идите, и она пожала руку ошеломленной женщине.
— Спасибо, — испуганно сказала Анзират и, совершенно обитая с толку, заторопилась на улицу, где ее терпеливо поджидал мальчишка.
Уже идя за ним, она оглянулась и увидела выходящих из парадной двери Людмилу Николаевну и Гасанова.
Подполковник Шубников читал в это время рапорт лейтенанта Сивко. В нем шла речь о том, что квартирантка Халиловых Людмила Николаевна по приглашению уже известного Гасанова Ирмата и на его машине совершила совместную с ним увеселительную поездку в Ташкент и обратно. Выехали они в четверг, а вернулись сегодня, в воскресенье.
В рапорте приводились такие подробности о деятельности Гасанова в Ташкенте, что Шубников дочитывал рапорт уже стоя. Он не мог усидеть на месте.