Клинок Смерти-Осколки
Шрифт:
Копылов положил к себе в карман шинели документ Емели и грозным тоном подвёл итог разговора:
– Документы оставляю у себя. Завтра в одиннадцать часов утра явитесь в штаб Чка. Понятно?
– Понятно товарищ комиссар, – отчеканил Кучерявый. Копылов посмотрел на потерявшего дар речи Емелю, закричал на него:
– Ты чего молчишь говорливый?
Емеля съёжился, закивал головой, так ничего не ответив от страха.
– Теперь ноги в руки и бегом от сюда, быстро, – приказал Копылов хулиганам.
Емеля
Копылова, положил его на стол со словами:
– Спасибо вам товарищ Щемилов. Возьмите обратно свою оплату за документы. Бог велел делиться.
1920 год. Осень.
Никифора поместили после ранения в госпиталь. Там его осмотрел Красный доктор и провёл операцию по извлечению пули из головы. Пролежав две недели после операции, Никифор сидел перед доктором на стуле в осмотровом кабинете, а медицинская сестра перевязывала ему голову бинтом. На дворе ещё стояла осень, но за окном уже выпал первый снег, белый, как бинты на лице Никифора.
Красный командир не мог видеть белый снег, на котором лежали ягоды рябины каплями крови поклёванные воробьями, так, как он потерял из-за ранения зрение.
Доктор сидел за столом на стуле и выписывал сопровождающие документы для Никифора с выпиской из госпиталя. Медсестра Клава закончив перевязку, помогла Никифору одеть и подпоясать шинель ремнём. Доктор посмотрел на Никифора и сказал Клаве:
– Клава, вы положите Никифорову с собой бинты в дорогу, для перевязки.
– Положила,– ответила Клава.
Доктор произнёс Никифору с сожалением в голосе:
– Путь-то не близкий Никифор до Смоленска. Тут и зрячий с трудом доберётся, а у тебя со зрение совсем плохо. Повреждён глазной нерв. Отчаянный ты. Может, лучше дождёшься, пока жена за тобой приедет?
Никифор криво улыбнулся, но ответил бодро:
– Не волнуйтесь доктор. Меня Петров до станции проводит и на поезд посадит, а там я сам доберусь. Жена пока приедет, весна начнётся.
1920 год. Осень.
Все вагоны поезда были забиты битком. Народ в нём ехал разномастный. Петров усадил своего командира Никифора на нижнем месте у окна. Добра у Никифора только и было, что вещевой мешок. Петров сидел рядом с ним на скамье и молчал.
На верхней полке, напротив, лежал к стене носом Копылов. Он, увидев Никифора с Петровым, отвернулся, хотя понимал, что глаза у Никифора забинтованы, но боялся, что вдруг Петров его признает, когда они с Сотником разбирались у штаба в здании гимназии. Копылов за месяц оброс бородой и сам себя не узнавал, да ещё щёку себе перевязал для верности, будто зуб у него болит, загримировался, значит.
Патрульные
Петров залез за лацкан шинели Никифора и, извлекая его документы и справки, сказал ему:
– Проверка документов товарищ командир.
Копылов осмелел, видя, что Петров его не узнал и лёжа на полке уже спокойно, смотрел на ситуацию. Комиссар посмотрел на Никифора и спросил:
– А, что с лицом у тебя, почему замотано?
Петров вскипел, вскочил, ткнул пальцем в документы Никифора и заорал:
– Ты почитай, что там написано, али не грамотный.
Комиссар вынул из кобуры наган и проговорил жёстко:
– Ты рот свой закрой. Таких, как ты, со звездой на фуражке, половина состава набилось. Вон, в окно посмотри, треть из них, бандиты переодетые уже под штыками стоят.
– Ты меня не пугай, я страх свой давно потерял, как у моего командира ординарцем стал, – показывая на Никифора пальцем ерепенился Петров.
Комиссар зачитал вслух документ Никифора:
– Никифоров Никифор Петрович, командир Красного кавалерийского отряда. Получил ранение, от вражеской пули защищая Власть трудового народа в сражении при взятии села у разъезда Даурия. Направляется в Смоленскую область, село Студёное, на постоянное проживание, к своей законной жене. Подписано Красным Комиссаром товарищем Серебряковым.
Комиссар вернул документы Петрову, козырнул Никифору с тоном уважения в словах:
– Документы у вас товарищ командир исправные. В общем, всё в порядке.
Никифор Петрович. Приносим вам извинения и выражаем красно пролетарское сочувствие.
Комиссар, с патрульными солдатами, проследовали дальше, по вагону, а Петров заботливо сложил документы и положил их в карман гимнастёрки Никифору.
По щеке слепого Никифора текла слеза, он скупо сказал Петрову:
– Давай прощаться Петров, хватит душу рвать.
Петров пожал руку своему командиру, обнял его со словами:
– Ну, бывай командир. Не забывай нас. Может жена твоя от тебя нам черканёт пару слов.
– Не мытарь душу Петров, – бросил строго Никифор.
Петров оглядел по сторонам вагон и строго произнес, обращаясь к пассажирам:
Товарищи, вы уж, подсобите моему командиру, если, какая надобность у него случиться в дороге.
Копылов слез со своей полки и встав рядом в тесном проходе с Петровым, предчувствуя, что сама Судьба помогает ему в его положении, заверил кавалериста: