Клитемнестра
Шрифт:
– Убери это, – приказывает она.
Он не двигается.
– Вы помешали нам.
– Это мой дворец.
– А я ваш гость.
Киниска надевает свой хитон и набрасывает поверх него длинную накидку.
– Ступайте во дворец, мой господин, – говорит она. – Я скоро приду.
Он направляет на нее свой тяжелый взгляд, но при этом не кажется раздраженным. Не глядя на Клитемнестру, он уходит; его фигуру тут же проглатывают темнота и дождь. Киниска наклоняется, чтобы завязать сандалии.
– Нельзя постоянно иметь всё, что
Клитемнестра хмурится:
– Ты правда считаешь, что я могла бы пожелать кого-то вроде него?
Киниска поднимает глаза и вдруг разражается смехом.
– Ты думаешь, что он взял меня силой?
– Я не знала, что это ты.
– А если бы знала, то не стала бы вмешиваться?
Клитемнестра медлит с ответом.
– Забудь, – продолжает Киниска. – Теперь ты знаешь, что он ни к чему меня не принуждал. Кому угодно было бы за счастье оказаться с таким мужем, как он.
– Я так не думаю.
Киниска злорадно смеется.
– Это потому что ты не видишь силу, даже когда она у тебя перед носом.
Разобравшись с сандалиями, она окидывает Клитемнестру последним победоносным взглядом, словно только что одолела ее в состязании, и уходит.
Вымокнув насквозь и дрожа от холода, Клитемнестра наконец добирается до дворца. В коридорах стоит влажный, затхлый запах, факелы вот-вот догорят. Она спешит в гинецей и стучит в дверь комнаты, которую когда-то делила с Еленой. Дверь открывается сразу же. Елена в толстом шерстяном хитоне стоит, оперевшись о стену.
– Что случилось?
– Я могу сегодня поспать здесь? – спрашивает Клитемнестра.
– Конечно. – Елена одаривает ее слабой улыбкой. – Я всё равно мало сплю, когда я одна.
– Я тоже. – Клитемнестра садится на деревянный табурет рядом с кроватью, Елена протягивает ей теплую шерстяную тунику.
– Киниска была с Агамемноном в конюшнях, – говорит Клитемнестра, как только ее зубы перестают стучать. – Он был в ней.
– Откуда ты знаешь?
– Я видела их. Только что.
Елена пожимает плечами:
– Жестокие люди всегда друг друга находят.
Клитемнестра оборачивает ноги хитоном и по очереди растирает каждый палец.
– С ним что-то не так, – говорит она.
– Да, – соглашается Елена.
– Мне не нравится, когда он рядом.
Елена чуть улыбается.
– Может, это потому, что он нагоняет на тебя страх? Тебя пугают только те люди, чьих побуждений ты не можешь понять.
Она садится на табурет и наливает себе разбавленного вина. На столе рядом с кувшином лежит золотое ожерелье в виде маленьких розочек. Клитемнестра никогда не видела ничего красивее.
– Откуда это у тебя?
Елена рассеянно глядит на ожерелье, ее золотые локоны рассыпаны по плечам. Они с Клитемнестрой теперь так отличаются друг от друга, что их едва ли можно принять за сестер.
– Неважно, – говорит Елена.
Клитемнестра уже готова ввязаться в спор,
– Как думаешь, что оно значит? – спрашивает она. – То пророчество.
Она поднимает голову, ее глаза горят так, как горят всегда, когда она жаждет получить от сестры ответ.
Клитемнестра задерживает дыхание. Ее лицо вдруг словно онемело.
– Не думаю, что оно вообще что-то значит.
Елена не сводит с сестры глаз:
– Ты в него не веришь?
– Когда мы вообще верили пророчествам?
Елена не отвечает. Ее лицо открыто, как в те дни, когда она была девочкой и еще не умела скрывать свои слабости. Она дотрагивается до ожерелья, проводит пальцами по каждому цветку. На мгновение Клитемнестре кажется, что разговор окончен, как вдруг Елена спрашивает:
– Ты знала о Тиндарее и Леде?
– Что ты имеешь в виду?
Елена поднимает глаза, в их голубизне таится какой-то холод, точно в замерзшей реке.
– Ты знаешь.
– Я не знала об отце, – отвечает Клитемнестра. Она видит, как меняется выражение сестры, как ожесточаются ее мягкие черты. Она не может это остановить.
– Значит, ты знала о Леде? О том, что она была с другим мужчиной?
Клитемнестра не двигается. Она чувствует, как у нее под кожей начинает пузыриться злость, а вместе с ней что-то еще, холодное и осклизлое. Страх.
– Ты знала и не рассказала мне, – повторяет Елена.
– Я знала только то, что открыл мне Кастор, но он и сам был не уверен.
– Так кто же мой отец? – спрашивает Елена, сжимая в кулаке ожерелье.
– Я не знаю. Я знаю только, что Леда влюбилась в чужеземца, который покинул дворец прежде, чем ты родилась.
Елена отворачивается, и Клитемнестра чувствует себя так, словно ей отвесили пощечину.
– Почему ты лгала мне?
– Я не лгала.
Елена качает головой. Пропасть между ними ширится, как водоворот, затягивающий в свою черноту.
– А Полидевк? – спрашивает Елена.
– А что Полидевк?
– Он знает об этом?
– Он всегда утверждает, что ничего не помнит, и прекращает разговор.
Елена смеется. Клитемнестра не узнает этот холодный смех.
– Потому что он меня любит.
– И я тебя люблю, – отвечает Клитемнестра.
Елена снова поворачивается к сестре. В ее глазах появилось что-то незнакомое.
– Нет, не любишь. Ты лгала мне. Теперь, пожалуйста, уходи.
Это хуже, чем получить пинок, хуже, чем удар ножом. Физическую боль можно пережить, теперь Клитемнестра это знает, но никто не учил ее, как обращаться с другой болью. Она спешно встает, выходит и притворяет за собой дверь. У нее кружится голова, пустота засасывает ее изнутри. Она подносит ладони к лицу и чувствует на щеках влагу. Это злит ее лишь сильнее. Она слышит, как по другую сторону двери сестра ударяет по табурету или, может, по столу. Она хочет вернуться, но понимает, что эту дверь ей больше не открыть.