Клокочущая пустота(трилогия)
Шрифт:
А Эльда подошла потом к Сирано и, в свою очередь, взяла в свои маленькие нежные ладони его руки и, смотря в него, именно «в него», а не на него, своими бездонно-черными глазами, опять сказала по-древнегречески, в подражание земным поэтам, соблюдая гекзаметр:
— Пусть счастье и радость встречавших коснется и гостя с Земли.
Сирано, чувствуя, как сильно забилось его сердце, смущенно склонил голову, поправив черную повязку на лбу.
И словно ожгло его воспоминание об индейской легенде и библейские строки о том, как «сыны неба входили к дочерям человеческим…».
А он для соляриев был «сыном неба»! Но может ли он мечтать о чем-либо
Глава шестая. МИР МУДРОСТИ
Если бы мне предложили высшую мудрость с непременным условием, чтобы я молчал о ней, я бы отказался.
Открывшийся Сирано де Бержераку мир Солярии был столь благоустроен, прекрасен, справедлив и многогранен, что знакомство с ним напоминало Сирано соединение его собственных грез с учениями любимых философов.
Он был принят соляриями как равный, к нему относились почтительно и старались не утомлять любознательностью.
Живя в доме учителя, семья которого говорила на земном языке эллинов, к счастью, изученном Сирано еще в коллеже де Бове, он, естественно, познавал новый для него мир через Тристана, Ольду и особенно через юную Эльду.
Она, посвятившая себя воспитанию самых маленьких соляриев, взяла землянина на правах «несмышленыша» под свою опеку.
Став его первой наставницей, она стремилась показать ему свое знакомство с культурой далекой Земли, а потому говорила с ним на древнегреческом языке только «гекзаметра размеренными строками», подражая изученным ею поэтам Эллады.
Выходило это у нее так естественно и мило, что придавало ее речи особый, волнующий колорит.
— Нет в мире достойнее долга, чем воспитание соляриев малых, — певуче говорила она. — Они, как птенцы, что у вас на Земле или в древнюю пору у нас на Солярии. В сердцах, как забьются они, еще нет ничего. Расцвести они могут цветком доброты или черной гирляндой злодейства. И лишь воспитанье насытит их чувством и радостью братства.
— Ты совершенно уверена, Эльда, что все мы появились на свет неразличимо одинаковыми и природа продолжала создавать нас неизменными?
— Ты мыслью своей пронизаешь насквозь. Конечно, права я отчасти, но все же… Вспомни, у вас на Земле каждый живет ценой жизни другого. Смерть съедобных питает вас всех. Убийство вам же подобных приносит желанные блага. В несчетных веках на Солярии нашей не знали убийств, «кровавая склонность» изжилась сама. От мысли одной, чтобы жизни лишить, здесь каждый из нас содрогнется. И если теперь я о том говорю, то лишь ради тебя в том себя принуждаю.
— Спасибо тебе, наставница, которую у нас на Земле сочли бы обитательницей Олимпа. Но как же вы обходитесь без убийств «съедобных», ради поддержания своей жизни? Ведь вы же не боги Олимпа, чтоб питаться лучами светила!
— Пропитанье соляриям нашим дает вечно враждебный нам мир.
— Что это за мир? — удивился Сирано.
— Невидимый нам без хитрейших устройств. Ничтожные злобные звери стремятся проникнуть к нам в кровь и вызвать недуги. «Хранители жизни», такие, как мать, незримо помогут нам выиграть сраженье в крови и победить там болезни.
— У нас для этого «отворяли кровь».
— Бесконечно давно и у нас так лечили, не зная того, что органы наши, кровь восполняя, «друзьями здоровья» ее насыщают, мельчайшими стражами тела, способными злобных врагов уничтожить [73] ,
73
Описание мира микробов, открытых спустя двести с лишним лет после Сирано де Бержерака, приведено им в его трактатах. Он говорил там и об уничтожении этих зловредных существ, несущих болезни, «защитниками организма», обитающими в крови, за триста лет предвосхищая современные знания об антителах, находящихся в крови. (Примеч. авт.).
И мудрая наставница Сирано де Бержерака начинала танцевать, кружилась, взлетала в воздух, быстро меняла грациозные позы, невыразимо женственная и, застыв, подобно статуе, достойной античного резца, всматривалась в него бездонными в своей черноте глазами. Потом порывисто начинала кружиться, заливалась смехом. Наконец, утомленная, садилась в волнующей близости к Сирано и, переводя дух, сразу начинала рассказывать. О том, что злобное невидимое зверье размножается с непостижимой быстротой в специально создаваемых для этого условиях под влиянием минеральной питательной среды и животворных лучей светила. В своей слившейся массе они представляют то необходимое питательное вещество, которое в былое время выращивалось древними соляриями в почве планеты. Получая питательную массу от невидимых своих врагов, солярии ныне научились приготовлять из нее самые изысканные и вкусные блюда.
Сирано слушал, дивился, сам не зная, чему больше: изобретательности соляриев, сумевших отказаться от всех видов убийств, или столь резким, но очаровательным переходом в поведении Эльды.
Эти переходы и восхищали, и вместе с тем смущали Сирано.
Ему трудно было сосредоточить внимание на том, что Эльда снова говорила на певучем языке эллинов. И она учила, как не смог бы учить никто на Земле. Однажды она решила превратиться в ученицу, пожелав непременно овладеть родным для Сирано французским языком. Ей нравилось его звучание, и она с радостным упоением воспроизводила каждую услышанную фразу, сразу усвоив произношение.
Это были непередаваемо прекрасные для Сирано взаимные уроки!
Эльда делала поражавшие Сирано успехи в освоении второго и даже более любимого, по ее словам, земного языка.
Во время очередного урока она спросила, как истая парижанка:
— Зачем ты носишь эту уродливую черную повязку на лбу? Я хочу видеть тебя таким, каков ты есть.
Сирано, смутившись, рассказал и о своем прирожденном уродстве (искренне удивив этим Эльду, привыкшую к носолобым соляриям), и о своем ранении, когда брошенный врагом острый нож-мачете снес ему верхнюю часть носа, оставив безобразный шрам.
Эльда захлопала в ладоши совсем по-земному (чему научил ее сам же Сирано), заявив, что теперь дело за ее матерью Ольдой, недаром она уже не «дочь» и даже не «сестра», а прославленная «мать здоровья».
Величественная Ольда по просьбе дочери явилась к землянину:
— Я могу избавить тебя, Сирано, от твоего нежелательного шрама, остатка невежественного лечения после ранения твоего.
— Что же ты хочешь сделать, прославленная «мать здоровья»?
— Пусть не беспокоит тебя мной задуманное. Это не будет связано ни с каким кровопролитием, как в былые времена у нас и ныне на вашей прекрасной, по словам Тристана, планете.