Клонирование: правда и вымысел
Шрифт:
Но тут есть опасность получить здоровое потомство, которое не способно дать что-либо новое генетическому аппарату. Если мутационные гены могут приводить к ранней смерти мужской половины общества, если эти гены могут нести альянс дефекта и выгоды, то не устраним ли мы будущие выгоды при помощи генетического скальпеля? Не вырежем ли мы вместо опухоли здоровый орган, назначения которого не знаем? Вот в чем проблема.
В природе естественный отбор идет на широчайшем материале. Природа не сентиментальна, она не проявляет беспокойства, если один представитель вида получил гениальные способности к математике и предрасположенность к диабету. Природа «протащит» ген гениальности, невзирая на сопутствующий дефект. Природа выбирает не стабильность системы, а ее способность к развитию. Если предоставить выбор «родителям» (врачам и ученым), они
Сейчас (состояние генофонда вынуждает) выбирается «хороший» ген и увеличение срока жизни. Для полного же развития, для эволюционного процесса требуется совсем иное.
А теперь подумайте. Условия жизни на планете – вещь совершенно нестабильная. Меняется климат, меняется атмосферный состав, сдвигается граница радиоактивного излучения. То, что мы привыкли считать неизменным – горы, моря, воздух, – находится всегда на границе нестабильности. Если бы развитие достигалось в равновесной системе, тогда мы имели бы те же условия, которые были на Земле в эпоху динозавров и раньше, в эпоху древних моллюсков. Но это же нереально. А к внешним изменениям приспосабливаются и те, кто живет на планете. Это незаметные перемены, но они обязаны происходить, чтобы вид имел право на жизнь.
Мы не умеем прогнозировать будущее. Мы не можем сделать правильный выбор: какой ген окажется необходимым для выживания через тысячу лет, через десять тысяч лет… Поэтому единственное, что нам сегодня сойдет с рук безнаказанно, – это коррекция слишком тяжелых генетических нарушений, то есть генная терапия, которая облегчит или устранит болезни, и тем самым – естественно, не до вечного предела – значительно продлит жизнь.
Ученые пришли к выводу, что наши клетки (без постороннего вмешательства) рассчитаны на более длительный срок – не шесть или семь десятков лет, а от ста двадцати и выше. Конечно, до библейских сроков жизни нам не дотянуть, но при хорошем уходе и заботе о своем здоровье мы можем (с нашими теломерами) жить двести – двести пятьдесят лет. И мы способны жить, не противопоставляя себя процессу эволюции.
Мы даже можем вырабатывать мутагены, если окажемся в условиях, способствующих мутациям.
Особые точки планеты
В стабильной (неизменной) среде новых мутаций не происходит. Мутация – это ответ ДНК на изменение среды. Например, всем известно, что бабочки павлиний глаз имеют стандартную расцветку крыльев. В одних местах за стандарт принимаются более насыщенные оттенки, в других – менее насыщенные. Так вот, если бабочки из первого района откладывают яйца, а мы переносим эту кладку во второй район, то из прошедших полный цикл развития куколок выводятся бабочки второго типа. Аналогично при переносе второй кладки в первый район выводятся бабочки первого типа. Это явление – изменение окраски – известно и рыбакам. В одних озерах водится темный окунь, в других – светлый. И если икру светлого окуня перенести в водоем с темноокрашенными рыбами, то молодые окуньки будут темными. Ну, с окунями-то еще понятно: адаптация к уровню освещенности. Но с бабочками сложнее. Можно перенести не кладки, а куколок, то есть уже готовый материал, но результат будет тот же: выведутся такие бабочки, которые характерны для этой местности.
Дело, видимо, в том, что процесс адаптации идет у них на уровне гена. Ген подсказывает: бабочка, здесь модно быть темной! И бабочка выходит на свет из куколки, не отличаясь от своих товарок. У нее формируется та окраска, которая позволит ей выжить.
Такую коррекцию гены проводят все время. В ответ на сильный раздражитель мы можем использовать то, что уже есть в нашем арсенале, а можем сформировать новое средство. Новое решение и будет мутацией. Но когда условия нашей жизни неизменны, генам незачем проявлять активность и видоизменяться. Система стабильна – остальное их не интересует. Эволюции же нужны перемены.
В наш генетический аппарат заложена информация, вынуждающая нас искать «места тестирования». Это те особые районы планеты, где существует более сильная связь между поверхностью, по которой мы ходим, и ядром Земли. Образно говоря, мы попадаем там в какую-то «хромосому» планеты, где идет отработка возможных новых качеств. В этих местах есть либо сильное электромагнитное излучение, либо световое излучение (ультрафиолет или инфракрасный спектр), либо слишком высокая или слишком низкая концентрация кислорода и другие отклонения
Вы можете понять, что происходит нечто, по самочувствию. В этих районах, которые принято сейчас называть геопатогенными или биопатогенными зонами, изменяется давление, скорость свертывания крови, температура тела и т. п. Попадая в такое место, гены вынуждены подстраиваться, здесь они реплицируют с искажениями. Одни искажения сказываются на человеке положительно – он обретает большую устойчивость, а другие – отрицательно. У каждого из нас индивидуальное восприятие зон.
Не обязательно эти «места тестирования» находятся за сотни километров от дома. Иногда на них стоит дом. Тогда человек ежедневно, ежечасно подвергается проверке на прочность. В «зонах» регистрируется наивысший показатель заболеваемости туберкулезом, психическими расстройствами, простудами и гриппом, ишемией, атеросклерозом и т. п. Я бы сказал, что так природа отбраковывает негодный генетический материал. Конечно, вам мои слова могут показаться грубыми и безжалостными, но такова природа. Она отбирает сильнейших, вызывает благоприятные мутации. Как правило, третье поколение к «зоне» уже довольно адаптировано. Если люди выжили около века на «больном» месте, то «зона» перестает влиять на них губительно.
Самое интересное, что гены требуют, чтобы люди помещали их в «школу выживания». Если посмотреть на карту мира и отметить районы наибольшей сейсмической активности, то именно в этих местах вы найдете очаги древних цивилизаций. А сейсмо-опасные районы – это места с самыми негативными для стабильности нашего вида излучениями и вибрациями. Если вы снова посмотрите на карту и обратите внимание на крупные точки городов, то увидите, что все города стоят в «зонах тестирования». Они построены на разломах земной коры, в самых неблагоприятных для человека местах. Почему бы было не поставить город в тихой уютной местности, подальше от «плохих» районов?
Не строили. Начиная с глубокой древности будто специально брали под строительство самые опасные участки, насыщенные всевозможными полями.
Кто или что толкало людей селиться в таких местах? Гены заставляли. Это гены строили город, гены собирали людей в общность, гены «прокатывали» новые программы. И для формирования вида это было необходимо. Замечено, что в «зонах», в особых точках самих зон, резко усиливается умственная деятельность. Наш мозг – продукт «зон». Наши гены – тоже «сделаны в зоне». И до сих пор идет «обкатка» человека. Мы слишком многие негативные явления, которые с нами происходят, списываем на ухудшение состояния внешней среды, на вредные предприятия, на загрязнение промышленными отходами. Но на самом деле эти негативные явления – ответ неспособной противостоять переменам ДНК. Просто гены дали мутации, и мутации оказались убийственными для нас. Но для кого-то из нас «зона» – дом родной.
Патогенные и родимые
Тут, чтобы не говорить общих фраз, я просто попытаюсь рассказать вам одну историю.
Три года назад меня пригласили в небольшой городок Соколье, где находится предприятие, занимающееся селекционной работой с животными. На один дом в этом Соколье я обратил внимание: трехэтажный, красный, стоит одиноко над оврагом, вокруг дома зеленый забор. Поинтересовался, что там находится. Мне объяснили, что дом был назначен под снос, потому что в нем наивысшее по всему Соколью число самоубийств, умственных расстройств и онкологических больных. Его в городе ласково этак называют: «смертный дом». Когда людям предлагали ордера на квартиры в этом строении, самые обездоленные, живущие в трущобах, от квартир отказывались. Придут, посмотрят и приносят ордера назад. Начальство ругалось-ругалось, потом тоже пошло посмотреть, почему в квартиры никто ехать не желает, и поскорее постаралось покинуть здание. Жили там в занятых квартирах несчастные, которых сразу после войны туда поселили. Чуть получше стало с жильем, те, кто смог, уехали из красного дома. Оставшиеся – кто умер, кто был помещен в дом хроников, и остались на весь дом пять семей. Как ни странно, эти последние, выжившие, особых неприятностей со здоровьем не испытывали, наоборот, удивлялись, почему другим людям их дом не по душе. Когда муниципалитет решил дом снести, они на собственные деньги обнесли дом забором. Переселяться они не желали. Объясняли, что в других местах чувствуют себя хуже: появлялись проблемы с сердцем, давлением, болела голова, то есть генетический аппарат у жильцов работал правильно только в этом доме.