Клоун умер на манеже
Шрифт:
– Дверь была заперта на ключ! – пробормотал Ошкорн в каком-то блаженстве. – Дверь была заперта на ключ! Я хотел бы поговорить с Мамутом! Когда выйдете, не сочтите за труд послать его сюда!
Джулиано вышел. Патон повернулся к Ошкорну.
– Что тебе этот ключ!
– Я еще не знаю, я думаю.
– Пока из болтовни Джулиано можно извлечь лишь одно: Мамут подходил к уборной Штута, пусть даже он в нее не вошел. И все-таки не он совершил убийство. Он слишком мал ростом для того, чтобы убить высокого человека, даже сидящего.
– Ничто
Джулиано вошел сказать, что Мамут куда-то исчез, и добавил:
– Не тревожьтесь, он где-нибудь поблизости. Он никогда не уходит далеко от цирка.
В эту минуту вошла Преста.
– Вы хотели меня видеть, господа? Я была бы признательна вам, если б вы могли принять меня сейчас. Я очень тороплюсь…
– Вас ждет Людовико?
– А почему бы и не Людовико?
Патон задал Престе несколько незначительных вопросов. Ошкорн молча разглядывал ее. Он чувствовал, что она в напряжении, вся сжавшаяся. Неожиданно он взял ее за руку.
– Почему вы не хотите сказать правду? Она вырвала руку.
– Правду? Какую правду? Я ничего не знаю! Я уже все сказала вам!
– Вы многое знаете. Кое-кто здесь тоже знает многое, но молчит в угоду вам.
– Кто же эти «кое-кто»?
– Людовико и Мамут, к примеру…
– Если они что-нибудь знают, пусть скажут! Клянусь вам, я не просила их скрывать что-либо!
– Да, вы можете клясться, что ни о чем не просили их, но взгляды иногда бывают красноречивее слов. Я был в уборной Штута, когда его тело перенесли туда. Мамут что-то заметил или что-то знает и он хотел сказать. Но в эту минуту вы взглянули на него. Он понял, что вы запрещаете ему что-то, он еще сам не знал, что именно, и благоразумно промолчал. Заметим мимоходом, что это большая жертва с его стороны, потому что он болтлив и любит интриги. То же самое касается Людовико. Тот тоже хотел что-то сказать и тоже промолчал – под вашим взглядом. Что вы запретили им говорить? Что знаете вы сами?
– Я ничего не запрещала, я никого не просила ничего скрывать! Я сама ничего не знаю, ничего не знаю!
В спор вмешался Патон:
– Почему вы отпираетесь? Вы же прекрасно понимаете, что рано или поздно мы докопаемся до истины! Если вы убили Штута…
– Что? Если я убила Штута?.. Я убила Штута?
– Пока это всего лишь предположение, – продолжал Патон своим самым торжественным тоном. – Но вот то, что вы знаете, кто убийца, и пытаетесь выгородить его – это уже не предположение, а уверенность. Будьте осторожны, малютка, вы можете поплатиться за это! Вводить в заблуждение правосудие – дело опасное!
– Я не знаю, кто убийца. Ошкорн подошел к ней.
– Нет, знаете! И Людовико тоже знает! С его трапеции виден коридор, что ведет в уборную Штута.
Наездница попятилась назад. Она упорно избегала взгляда молодого инспектора.
– А теперь, – продолжал Ошкорн, – Людовико держит вас в руках, потому что знает вашу тайну. Иными словами, шантажирует!
– Клянусь вам, мы никогда не говорили об этом деле с Людовико!
– Возможно, так оно и есть, но я вновь повторяю: иногда взгляды бывают красноречивее слов. Он знает, что вы знаете, что он все знает! И этого ему достаточно!
– Вы заблуждаетесь. Вы слишком большое значение придаете простым товарищеским отношениям.
В эту минуту вошел Мамут и, увидев Престу, в смятении остановился на пороге. Патон знаком показал ей, что она может уйти. Когда она была уже у двери, он сказал:
– Поверьте мне, мадемуазель, ни один мужчина не стоит того, чтобы ради него приносить себя в жертву.
Эти слова были сказаны Престе, но Ошкорну показалось, что Патон в равной мере адресовал их и Мамуту.
Когда Мамута спросили про дверь уборной Штута, он поначалу все отрицал. Право же, он не помнит, что говорил подобное Джулиано. И тем более не помнит, чтобы подходил к уборной Штута…
– Я бродил по коридорам, как обычно… Ошкорн неожиданно перебил его.
– Ладно, это не так уж важно. Мы хотели поговорить с вами о другом. Вы уверены, что, когда прогуливались по коридорам, не встретили там Людовико?..
И не давая ему времени ответить, продолжал, словно рассуждая сам с собой:
– …потому что роль Людовико весьма подозрительна. Естественно, Преста его защищает…
– Почему – естественно? – спросил Мамут неожиданно агрессивным тоном.
– Потому что красивая девушка всегда защищает красивого мужчину!
– Преста всегда насмешничает над Людовико! Ошкорн с иронией посмотрел на него.
– Выходит, друг мой, вы тоже попались на эту удочку! Вас тоже ловко провели! Преста и Людовико прекрасно утаили свою любовь!
Огромные глаза лилипута странно блеснули.
– Что вы хотите, чтобы я сказал вам? Что я видел в коридоре Людовико? Я не могу утверждать то, чего не видел! Я не встретил там Людовико!
– Подумайте хорошенько. Попытайтесь вспомнить все до мельчайших деталей.
– Все уже давно продумано. Я не видел Людовико. Но я так недолго находился в той части кулис…
– Вернемся к двери уборной Штута. Она оказалась закрытой на ключ, когда вы подошли к ней, не так ли?
Мамут опустил голову.
– Да.
– Почему же только сейчас вы это отрицали?
– Не знаю.
Патон пообещал Ошкорну не вмешиваться в допрос. Однако он не смог удержаться и вступил в разговор:
– Вы хотели скрыть от нас, что подходили к уборной Штута?
У Ошкорна было свое мнение относительно молчания Мамута, но он не высказал его.
– Итак, дверь была заперта на ключ? – настойчиво переспросил он.