Клоунада
Шрифт:
Бармен поставил стаканы на стойку, и Ледок спросил его о чем-то по-французски. Я разобрал только имя — Рейли. Бармен покачал головой и что-то сказал в ответ.
— Четыре франка, — перевел Ледок. — Он говорит, Рейли еще не появлялся.
Я порылся в кармане и выложил на стойку четыре франка. Кто-то похлопал меня по плечу.
Он был низенький и тощий, в длинной шерстяной пехотной шинели, потрепанной и сплошь заляпанной, и в рубашке, которая потеряла белизну еще в военное время, а может,
— Вы же американец, верно? — спросил он. Судя по его дыханию, выпивка, которую он держал в руке, была далеко не первой порцией за сегодняшний день.
— Да.
— Я тоже, приятель. Джимми Джепсон. — Он поставил стакан и протянул мне руку. — Давай пять.
— Фил Бомон, — отрекомендовался я и пожал ему руку. Она была горячей и влажной, как будто его лихорадило. — А это Анри Ледок.
Джепсон отпустил мою руку и протянул свою Ледоку.
— Приятно познакомиться.
— Я тоже рад, — сухо ответил Ледок. Он пожал ему руку и тут же отпустил.
Джепсон повернулся ко мне.
— Надо держаться вместе, да? — сказал он. — Нам, американцам.
— Да.
— Особенно в чужой стране, верно говорю?
— Да, особенно в чужой. Он повернулся к Ледоку.
— Я не хотел никого обидеть, mohnaymee. [39]
— Я и не обиделся, — с напряженной улыбкой сказал Ледок.
39
Искаженная форма французского обращения «mon ami» — дружище, приятель.
Джепсон снова повернулся ко мне.
— Так что привело тебя в этот развеселый город, приятель?
— Дела. А вас?
Джепсон пожал плечами.
— После войны я вот решил остаться. Здесь, в Париже. — Скорее всего, он околачивался здесь и во время войны, когда стал дезертиром. — Столько возможностей для умного парня.
— Угу.
— Дало в том, что я слышал, как ваш друг говорил с Филиппом. — Он дернул головой в сторону бармена. — Вы ищите Джона Рейли, верно?
Я кивнул.
— А вы его знаете?
— Мы с Джонни, да мы с ним вот так, — сказал он и поднял руку, скрестив указательный и средний пальцы. Потом опустил руку, поставил локоть на стойку и наклонился ко мне. Когда он заговорил, слова слетали с его губ вместе с влажным, густым облачком перегара. — Все, что вы хотите от старины Джонни, приятель, могу для вас сделать и я. Все что угодно, улавливаете?
— Мне нужно кое-что разузнать.
—
— Вы знаете человека по имени Ричард Форсайт?
Джепсон призадумался.
— Того богача? Педика? Конечно, знаю. Он раза два появлялся здесь с первоклассной дамой. Красоткой. Кто-то сказал, это его жена, но, по-моему, вранье. Точно говорю.
— Значит, вы его здесь видели?
Джепсон посторонился и взглянут на меня из-под опущенных бровей.
— А я что говорю? Видел с этой самой немочкой. Фон как-там-дальше. Фон Дурой. — Он ухмыльнулся, обрадовавшись собственной шутке. — Подружкой Джонни.
— Сабиной фон Штубен? — удивился я. — Она была подружкой Рейли?
— Ну да. Она постоянно тут бывала, торчала с Джонни, до того как стала якшаться с этим педиком. Я слыхал, он дал дуба. Педик несчастный.
— Верно.
— Ага, я точно слышал. Говорили, его кто-то кокнул.
— Даже так? А каким образом, не сказали?
Джепсон взглянул на меня и моргнул.
— А вам-то зачем знать?
— Интересно.
Он хитро ухмыльнулся.
— Да? Правда интересно? Или просто чтоб языком почесать?
Я полез в карман и достал пачку франков. Отсчитал пятьдесят, положил их на стойку, остальные сунул обратно. Он так внимательно за мной наблюдал, как будто я показывал ему фокус, которого он никогда раньше не видел, и ему ужасно хотелось понять, как оно делается.
Когда я закончил, он отвернулся от денег, потом снова взглянул на них. Вероятно, решил, что не успеет схватить деньги и смыться, прежде чем я сцапаю его и ему станет больно. И он небрежно сказал:
— Значит, не хотите говорить, почему вас интересует это парень?
— У меня были с ним дела. Года два назад.
— Какие дела?
— Химикаты.
Он тупо смотрел на меня несколько секунд, потом снова хитро ухмыльнулся.
— И теперь вы ищите кого-нибудь еще, я правильно понял? Для деловых отношений?
— Вот именно. Так что там за история про то, как его прикончили?
Джепсон снова взглянул на деньги, потом на меня.
— Берите, — сказал я.
Он протянул руку через стойку, схватил банкноты и сунул их в карман шинели. Затем повернулся и небрежно положил обе руки на стойку. Те из присутствующих, кто этого не видел и не понял, что происходит, наверняка были слепые. Он поднял стакан, отпил глоток и снова поставил на стойку. Затем наклонился ко мне.
— Слыхал я, — заговорил он, едва разжимая рот, — на него катили бочку какие-то шишки.
— Кто?
— Почем мне знать. Очень важные, так я слыхал.