Клуб бездомных мечтателей
Шрифт:
Потом мы прошли мимо нескольких маминых приятельниц, которые внимательно следили за своими играющими детьми. Связки ключей женщин были украшены брелоками с флагами Пуэрто-Рико и фигурками лягушек коки [6] в соломенных шляпах. Женщины поднимали вверх связки ключей и позвякивали ими, чтобы привлечь внимание детей. Малыши играли вокруг гидрантов, а ребята постарше тусовались около уличных перекрестков.
На перекрестке Юниверсити-авеню и 188-й улицы громко звучала сальса. Мама щурилась от солнца, и мы с Лизой помогали ей перейти улицу.
6
Вид листовых
– Мама, осталось четыре улицы. Держись.
Мама улыбнулась:
– Хорошо, дорогая.
Школьная столовая пропахла рыбой. Я не любила рыбу, но, вздохнув, взяла разделенный на четыре секции поднос и встала в очередь. Перед горой из кусочков блестящих от масла рыбных палочек я остановилась как вкопанная.
– Тебя дома вкуснее кормят? – с иронией спросила меня одна из женщин на раздаче.
– Нет, – понуро ответила ей и покорно взяла рыбу.
– Не спи в очереди, двигайся, – услышала сзади я и быстро взяла скользкую бумажную упаковку пинты молока. Стараясь не растерять кусочки жареного картофеля, я присела за длинный стол.
Лиза прокалывала вилкой рыбные палочки, и из них сочился ярко-желтый сыр. Я смотрела на выгоревший от солнца плакат на стене, на котором были изображены здоровые дети, поднявшие вверх пластиковые вилки и ложки, чтобы показать важность здорового питания. Стоящая рядом с нами женщина с папкой и зажимом для бумаги спросила маму:
– Скажите, а сколько лет вашим детям?
– Семь и младшей почти пять. – Мама улыбалась и щурилась, но я знала, что из-за слабых глаз она не могла хорошо рассмотреть собеседницу.
Та записала что-то на листе бумаги, бормоча: «Вот как», – словно мама сообщила ей что-то из ряда вон выходящее и интересное.
Женщина продолжала задавать вопросы личного характера о деньгах, которые получает наша семья от социальных служб, о мамином образовании и о том, живем ли мы вместе с папой. Она спрашивала, работает ли он, и тому подобное. Я перекатывала во рту ломтик картофеля, после чего разгрызала его единственным передним зубом. В центре картофель был холодным, как лед. Казалось, что я ем мокрый картон.
– Так когда вы планируете начать обучение вашей дочери? – спросила женщина и показала на меня пальцем. Я съежилась и придвинулась поближе к маме. Женщина с папкой разговаривала с мамой таким же тоном, каким незнакомые взрослые обращались ко мне, чтобы сообщить, как сильно я подросла.
– Этой осенью, в государственной школе № 261, – ответила мама.
– Вот как? Спасибо, что уделили мне время. Приятного аппетита, дети, – сказала женщина и начала разговор с какой-то другой мамой.
– Моя девочка растет, – сказала мама и обняла меня одной рукой. – Представляешь, ты через два месяца пойдешь в школу.
Я задумалась о смысле слов «расти» и «взрослый» и обвела глазами столовую, рассматривая взрослых и пытаясь понять, что лично для меня будет означать превращение во взрослого человека.
Я наблюдала за тем, как женщина с папкой расспрашивала другую нервную маму. Мне не понравилось, что моя мама отвечала на все вопросы женщины с улыбкой. Это очень напоминало
В школьной столовой кормили только детей, и по просьбе мамы Лиза незаметно передала ей кусочек рыбы. Оглядевшись кругом, мама быстро положила этот кусочек в рот. Я смотрела на маму с Лизой и размышляла о том, что такое быть взрослым.
На выходе из столовой я задержалась около лестницы, ведущей к классным комнатам государственной школы № 33. С тех пор, как Лиза начала ходить в школу, утро я могла проводить с мамой, и мне это очень нравилось. Мы могли просыпаться во сколько хотим, и если дома была еда, мама намазывала мне бутерброд с арахисовым маслом и виноградным желе. Мы сидели на диване и смотрели телевизор.
Маме больше всего нравилась передача с ведущим Бобом Бейкером «Угадай цену». Мама говорила, что Бейкер – «один из последних джентльменов», и во время этой передачи сидела очень близко к экрану и щурилась, чтобы лучше видеть, когда Боба показывали крупным планом. Белые волосы Бейкера были аккуратно причесаны, а костюм идеален. Вместе с мамой мы пытались угадать цену призов и «выигрывали» лодки, мебельные гарнитуры и кругосветные путешествия. Когда кто-нибудь из участников шоу выигрывал по-крупному, я вставала и громко аплодировала. Иногда мама пылесосила, а я часами смотрела телевизор в квартире, освещенной косыми лучами утреннего солнца. Это было мимолетное и приятное время, когда я думала, что мама принадлежит мне одной и никому другому.
Иногда папа водил меня в библиотеку, где предлагал выбрать книжки с картинками. Себе в библиотеке он брал толстые фотоальбомы, на страницах которых были изображены задумчивые джентльмены в костюмах. Эти альбомы валялись по всему дому, потому что папа никогда их не возвращал. Дело в том, что он каждый раз получал читательский билет на новую фамилию. Иногда вечерами я брала одну из этих книг, относила к себе в комнату и пыталась читать ее так же, как делал папа, – прямо под светом лампы на тумбочке около кровати. Я долго выискивала слова, которые могли быть мне знакомы. Но предложения и слова оказывались слишком длинными, я быстро уставала и засыпала около раскрытой книжки с желтеющими страницами, ужасно довольная тем, что у меня с папой есть общее занятие.
Когда я поняла, что мне, как и Лизе, придется по утрам уходить, я очень расстроилась. Мне казалось, что я что-то безвозвратно теряю.
Я подолгу размышляла, какой моя жизнь будет в школе и как эта самая школа поможет мне стать взрослой. Я думала о том, какой взрослый из меня выйдет, потому что меня окружали самые разные виды взрослых. Хотя мне очень хотелось, я так и не отваживалась спросить совета у мамы, потому что понимала – от моих вопросов мама будет только больше переживать, что мы еле-еле сводим концы с концами. Поэтому я решила, что сама рано или поздно разберусь с этим вопросом.