Клуб бездомных мечтателей
Шрифт:
В его спальне была двухъярусная кровать. Сперва я ложилась на верхнюю кровать, но потом переместилась вниз к нему. Мы полночи болтали. На стенах его спальни был плакат с изображением горы Фудзияма, а за окном рос огромный дуб. Иногда мы просто засыпали, иногда занимались любовью. Наши любовные отношения естественным образом развились из нашей близкой дружбы.
Я потеряла свою семью, но начала строить новую. Ева, Бобби, Сэм, Фиф, Дэнни, Джош и Джейми – люди, с которыми меня связывала взаимная привязанность и любовь. Они помогали мне пережить сложный период.
Конечно,
Было ощущение, что мои отношения с ним сломались, как сухая ветка, и со временем мы отдалялись друг от друга все больше и больше. Мне казалось, я подвела его тем, что в свое время бросила школу, после чего меня забрали в приют. Я, со своей стороны, была недовольна, что папа даже не известил меня о выселении из квартиры на Юниверсити-авеню. Я воспринимала его поведение как то, что я стала ему безразлична. Я уже не была его любимым ребенком, девочкой, которая делает вид, что она мальчик и послушно играет в машинки. Мне казалось, что я потеряла папу.
Моя жизненная орбита перестала пересекаться с орбитами Лизы и папы, и мы жили совершенно независимо друг от друга. Ко времени окончания моего первого года обучения мне стало казаться, что мы уже совершенно чужие люди.
Мы делали неловкие попытки наладить наши отношения. Встречались на дни рождения и праздники в любимом папином месте, где продавали вкусные десерты. Эти встречи оказывались крайне натянутыми, и атмосфера на них была тяжелой. Я второе лето подряд работала в организации по сбору пожертвований и за все платила.
Все наши встречи проходили одинаково. Мы с папой приходили вовремя, Лиза чуть опаздывала. Мы болтали о мелочах, но не говорили о главном в нашей жизни. После того, как приходила Лиза, мы садились за стол. Столиков на троих в ресторанах нет, так что проблемы начинались уже с рассадки. Нас всегда сажали за стол на четверых, поэтому один пустой стул символизировал мамино отсутствие. Официантка выносила торт с зажженными свечками, и мы – люди, которые уже практически не знали друг друга, – послушно пели песню «С днем рождения тебя!».
Лизины дни рождения были самыми сложными. Я прекрасно видела, как папа волнуется. В ее присутствии он напрягался гораздо больше, чем со мной. Папа становился таким же нервным, как и тогда, много лет назад, когда отправил нас гулять со своей дочерью и нашей старшей сестрой Мередит. Казалось, папу гнетет чувство вины. Он сидел, не зная куда деть руки, натянуто улыбался, и было видно, что ему совершенно не хочется петь.
У меня все внутри переворачивалось от папиного вида, и я надеялась, что Лиза не замечает, как ему неудобно. Сестра не знала, что я сама звонила отцу и просила его связаться с Лизой по поводу ее дня рождения. Папа просил меня купить Лизе поздравительную открытку:
«Я не умею выбирать открытки, Лиз. И денег у меня сейчас совсем нет. Пожалуйста, выбери ей что-нибудь. – И потом добавлял: – Спасибо, что я бы без тебя делал?»
Однако выбрать Лизе
Такой текст мог обидеть Лизу, потому что в нашей семье все обстояло немного не так. «Мой дочурке на день рождения. Ты всегда так много для меня значила»… Мне не хотелось ставить Лизу в неловкое положение и обижать в ее собственный день рождения. И я решила искать открытку для Лизы не в секции, где стоят поздравления от пап, а в секции, где собраны открытки, выражающие сочувствие и сострадание, которые можно подарить на годовщину смерти близких. Например: «Я много думаю о тебе». Или: «Сегодня и всегда я буду с тобой рядом». Такие тексты выражали любовь и подспудно передавали трагедию и пережитые сложности. Только открытки из этой секции более-менее отражали реальную ситуацию в нашей семье и роль, которую играл папа в жизни Лизы.
Папа хотел, чтобы я сгладила шероховатости в его отношениях с Лизой и общую натянутость наших встреч. Когда Лиза выходила в туалет, я незамедлительно передавала ему деньги, чтобы он мог при ней расплатиться по счету. Официантка появлялась с чеком, папа брал его со словами: «Я плачу», – и быстро передавал деньги.
«С днем рождения, Лиза», – добавлял папа после этого.
Дело совсем не в том, что мы перестали любить друг друга. Просто мы уже не знали, как находиться друг с другом. Мы не были готовы, мы не знали, что делать, когда семейная жизнь трагически заканчивается. Мы не знали, что делать, когда мама заболела и когда она умерла. Мы не объединялись, хотя и пытались объединиться. Мы искренне старались.
Через несколько дней после того, как мне исполнилось восемнадцать, мы встретились в нашем обычном месте. Я приехала на Одиннадцатую улицу первой, папа появился через несколько минут. Мы ждали Лизу.
– Как дела в школе? – спросил папа, выбрав самый безопасный предмет разговора.
Со школой все было хорошо. Он и сам знал, что у меня там все в порядке. Вероятно, школа была единственной частью моей жизни, о которой папа был хорошо осведомлен. Он попытался вести со мной легкую светскую беседу и заговорил о том, что недавно прочитал в газете:
– Послушай, в наше время произошел огромный прогресс в создании лекарств от СПИДа. Вполне вероятно, что скоро смогут найти и панацею от этой болезни.
Обычно мы избегали всех тем, которые могут вывести нас на разговор о маме. Папа, видимо, заметил, что я смутилась, и отвернулся, делая вид, что смотрит, не появилась ли Лиза. Однако он упорно не хотел менять тему:
– Новые лекарства позволяют больным СПИДом жить нормальной жизнью. Их положение стало гораздо лучше. Теперь со СПИДом можно жить годами. – Я хотела вставить, что, затрагивая вопрос СПИДа, он кое-что позабыл, но папа продолжил: – Ты знаешь, что и я сам ВИЧ-позитивный? В апреле диагноз поставили.