Клуб червонных валетов
Шрифт:
Жанна взглянула на него и невольно затрепетала, но испуг ее продолжался недолго — перед ней опять сейчас же стояла смиренная изнуренная и слабо-тщедушная личность раскаявшегося Андреа. В эту минуту дверь в комнату отворилась, и на пороге ее показалась фигура женщины, одетой во все черное.
Подобно виконту, эта женщина была только своей тенью.
Одна только ее красота еще не поддалась той метаморфозе, которая произошла с Баккара, когда она сделалась сестрой Луизой. Да, она была в полном и точном значении слова кающеюся Магдалиной.
Баккара,
— Здравствуй, моя милая сестра, — сказала она.
И Баккара, подобно Андреа, тихо отняла от нее свои руки и чуть слышно прошептала:
— Ах, сударыня, я даже недостойна поцеловать подол вашего платья.
Тогда граф Арман де Кергац взял Баккара и Андреа за руки и сказал:
— Вы оба раскаявшиеся, и раскаяние ваше спасло и подняло вас, соединитесь для общей цели и блага: вы оба вполне достойны сражаться под одним знаменем, бороться против распространения зла.
Баккара взглянула тогда на Андреа, и сердце ее мгновенно похолодело.
Ей казалось, что какой-то тайный голос шептал ей:
— Может ли этот чудовищный злодей раскаяться когда-нибудь?! Нет и нет!
II
Покуда все это происходило в отеле графа де Кергаца, на противоположном конце Парижа, то есть в предместье Сент-Оноре, на углу маленькой улицы Берри, впрочем, несколько позже, разыгралась сцена совершенно противоположного характера.
Была уже глубокая ночь, и весь Париж, окутанный густым туманом, покоился глубоким сном.
В то время, когда на часах церкви св. Филиппа било одиннадцать часов, несколько человек, пришедших с разных сторон, прошли незаметно в улицу Берри и потихоньку проскользнули в двери одного простенького домика этой улицы.
Эта дверь вела в длинный и темный коридор, который оканчивался не лестницей в верхний этаж дома, но, наоборот, спускался вниз под землю. Когда первый из посетителей отсчитал пять ступеней, то он, был внезапно схвачен, и чей-то голос глухо спросил его:
— Куда вы идете — может быть, вы хотите украсть мое вино?
— — Любовь очень полезная вещь, — ответил этот ночной посетитель.
— Хорошо, — сказал ему на это голос.
И вслед за этим отворилась дверь, и лестница несколько осветилась.
Через несколько секунд посетитель вошел в подземную залу, которая вполне достойна коротенького описания.
Это было попросту отделение большого винного погреба, по стенам которого стояло около дюжины кресел.
Затем на опрокинутой бочке лежала доска, а посредине погреба стоял стол, на котором помещалась лампа.
Перед столом стояло кресло.
Оно служило председательским местом для главы этого общества.
Около лампы на столе лежала толстая книга, но тот, кто бы посмотрел ее, наверное, был бы не в состоянии определить, на каком языке она написана.
Человек,
Этот человек был еще очень молод. Ему было не больше восемнадцати-двадцати лет. Впрочем, никто не мог решить этого вопроса. Он был одет, как одевались тогда все богатые и независимые молодые люди.
Несмотря на его молодость, во всей его фигуре проглядывала какая-то особенная самоуверенность и наглая насмешка над всем миром.
А его взгляд, казалось, господствовал над всеми шестью человеками, которых он впустил.
Все шесть посетителей были закутаны в длинные черные плащи.
Когда они сняли их, то председатель этого собрания оглядел каждого из них испытующим взглядом.
Первый из вошедших в залу и сидевший ближе всех к столу был человек уже пожилых лет, высокого роста, худощавый, украшенный множеством орденов и в парике. Во всей его фигуре проглядывало что-то военное.
Председатель, обратился к нему и сказал:
— Здравствуйте, майор, вы очень аккуратны. Второму из этого общества было не больше тридцати лет. Он носил длинные волосы и вообще смахивал на артиста.
— Здравствуйте, Фидиас, — сказал председатель, указывая место с левой стороны стола.
Третий был не старше самого председателя.
Он принадлежал к числу тех молодых людей с лорнеткой в глазу и с маленькими закругленными усиками, которых мы можем видеть постоянно в первом ряду кресел на всевозможных пикантных спектаклях и концертах и вообще во всех салонах среднего общества.
Но, как и у президента, у него был насмешливый и дерзкий взгляд.
— Здравствуйте, барон, — сказал опять председатель. Четвертый из этого общества совершенно отделялся от трех первых.
Это не был элегантный денди или молодой светский человек, ухаживающий за актрисами и посещающий Торгона и английское кафе, но он был просто ливрейный лакей.
Но это был не простой лакей, а слуга, доверенное лицо своего господина, человек в таком возрасте, что мог с успехом ухаживать за горничными и камеристками и подчас исполнял роль провинциальных дядюшек и деревенских нотариусов.
Поклон, с которым обратился к нему председатель, заключал в себе столько любезного и таинственного, что ясно указывал на то, как высоко его ценят.
Пятый из них был уже пожилой, старик, но старик крепкий, привычный к разным упражнениям.
Его лицо было покрыто странными следами каких-то знаков. Были ли это следы оспы, или ожога купоросом, или порохом, это невозможно было решить, это была глубокая тайна.
Он был одет так, как будто собирался ехать на бал.
И, наконец, шестой и последний из всего этого общества был самым странным существом высокого роста и почти оливкового цвета. Его короткие курчавые волосы вились, как у барана.