Клуб «Эсперо». Ангел пустыни. По обе стороны Днестра

Габуния Евгений Дзукуевич

Покончив с этой докладной, он перешел к следующей — об убийстве Пасовского. Информатора Пасовского генеральный инспектор знал лично и был о нем невысокого мнения: бесхарактерный себялюбец, склонный к авантюризму, к тому же еще и лжец. Пасовский несколько раз был уличен в ложной, высосанной из пальца информации. Когда до шефа дошли разговоры, что Пасовский задумал перекинуться на другую сторону, он приказал своим самым опытным сотрудникам — Лобаевскому и Белинскому взять того под неослабное наблюдение. В тот вечер все трое отмечали якобы день рождения Лобаевского в ресторане «Комерчиал». Основательно подвыпив, Пасовский признался «друзьям», что сегодня ночью намеревается перейти Днестр в районе Вадул-луй-Водэ. Друзья пожелали его проводить и взяли такси. Доехав до села Новые Чеканы, они под каким-то предлогом выманили Пасовского из машины и хладнокровно, почти на глазах шофера, прикончили выстрелом из пистолета. Замять это дело не удалось, оно попало

в газеты, и теперь Маймуке предстояло его уладить. «Самое верное, — решил он, — объявить Пасовского советским агентом, который оказал вооруженное сопротивление при попытке бежать за границу».

Телефон молчал, и Маймука не спеша листал папку. По мере того, как он знакомился с ее содержанием, значимость донесений, так сказать, убывала... Агент кишиневской полиции Юлиан предан суду по обвинению в присвоении инкассированных им по мандату де адучере [37] денежных сумм и в похищении пяти мандатов, по которым взыскиваются штрафы... Супруга квестора [38] кишиневской полиции Евицкая торговала постами полицейских с ведома и по наущению своего супруга... Шефы полицейских участков выплачивали квестору по три тысячи лей ежемесячно. Агент доносил, что в воскресенье автомобиль его превосходительства министра Бессарабии генерала И. Рышкану наскочил на 66-летнюю старуху М. Мантюрникову. Мантюрникова была отправлена в госпиталь «Реджина Мария», где ей оказана медицинская помощь. Его превосходительство, к счастью, не пострадал. Дознанием установлено, что вышеуказанная старуха глухая и не слышала сигнала, подаваемого шофером. Агент высказывал предположение, не замешаны ли в этом происшествии коммунисты, использовавшие старую женщину в целях покушения на жизнь господина министра.

37

Мандат де адучере — разрешение на привод в полицию.

38

Квестор — начальник полиции.

В самой последней докладной сообщалось, что портной Мойше Глузман, проживающий по Купеческой, 62, возвратившись поздно домой, застал жену с Серджиу Попеску «в позе, не вызывающей никаких сомнений», как выразился автор этого донесения. Далее сообщалось, что рассвирепевший муж стал жестоко избивать жену и ее любовника палкой, а затем доставил Попеску в полицейский участок. На допросе тот сознался, что находился в связи с женой Глузмана.

«Так и надо этому кретину Попеску, — не без злорадства подумал Маймука, живо представив трагикомическую ситуацию, в которой оказался их агент. — Слава богу, хватило ума не запугивать полицию своей принадлежностью к сигуранце».

Он в сердцах захлопнул папку и резким движением отодвинул от себя подальше, тяжело вздохнул. «Взяточники, тупицы, казнокрады, развратники, авантюристы... Как работать с этим сбродом?»

Зазвонил телефон. Сняв трубку, Маймука узнал голос шефа тигинского отдела сигуранцы. Он доложил, что операция проведена успешно и все гости, как он сказал, очевидно в целях конспирации, находятся там, где условлено. Точное количество гостей он назвать пока не мог, сказав, что о подробностях доложит позднее.

Маймука поблагодарил (что делал крайне редко) и взглянул на часы. Было уже начало второго. Рассудив, что для хороших вестей никогда не поздно, он не сразу решил, кому позвонить сначала: министру Бессарабии генералу Рышкану или же другому генералу — Кырчулеску, командующему третьим армейским корпусом. Министр считался его начальником, хотя всеми делами, и это было хорошо известно, заправлял Кырчулеску. Секунду поколебавшись, он выбрал свое непосредственное начальство.

— Ваше превосходительство, честь имею к вам обратиться,— почтительно, но с достоинством, произнес в трубку Маймука. — Только что звонили из Тигины [39] . Все в порядке, они уже там. — Очевидно, на том конце провода его не поняли, и он уточнил.— Извините, господин министр, я хотел сказать — эти люди уже в Тигине. Да, операция «Днестр» завершена успешно. — Маймука замолчал, внимательно слушая своего абонента. Видимо, тот говорил что-то лестное, потому что его лицо расплылось в довольной улыбке. Благодарю вас, ваше превосходительство, мы все служим королю и отечеству. Я понял, завтра в десять.

39

Тигина — так в то время назывался г. Бендеры.

На чрезвычайное совещание в резиденции министра Бессарабии прибыли, кроме генерального инспектора сигуранцы, жандармский полковник Леонеску, советник судебной палаты Ионеску-Дырзеу, генеральный секретарь министерства Григореску. Командующий третьим армейским корпусом

генерал Кырчулеску отсутствовал; корпус представлял начальник штаба. Всех их, за исключением начальника штаба, Маймука хорошо знал. Начальник штаба, как и Кырчулеску, был назначен в Кишинев сравнительно недавно. Его предшественник генерал Драгу, эта «сильная личность», как его называли, не смог поделить власть с другим генералом — министром Рышкану. Генерал Драгу прославился своей знаменитой речью перед студентами богословского факультета в Кишиневе. Обнажив саблю, он дал клятву в три недели взять Одессу. Этим фанфаронским заявлением ловко воспользовался Рышкану, и не в меру воинственного генерала перевели служить в Старое королевство. Его преемник Кырчулеску, судя по данным, которыми располагал Маймука, тоже не находил общего языка с министром и потому, видимо, посчитал ниже своего достоинства присутствовать на созванном им совещании. «Наверное, — усмехнулся про себя генеральный инспектор, — два генерала для маленькой Бессарабии — это слишком много».

В стороне скромно держались с десяток чиновников рангом помельче.

Совещание открыл министр.

— Я имел честь пригласить вас, господа, в связи с событиями чрезвычайной важности. Подробнее о них доложит господин Маймука. Я же хочу подчеркнуть, что речь идет о событиях, далеко выходящих за пределы восточной Молдавии (так министр упорно называл Бессарабию, считая, что название «Бессарабия» придумано русскими). Вы не хуже меня знаете, уважаемые господа, какие злостные небылицы распространяют наши враги по ту сторону Днестра о положении в восточной Молдавии. Нас называют страной кризиса, голода и самоубийц, страной безработных, население которой только и мечтает о том, чтобы соединиться с Советами. Сейчас, когда по вине большевиков, выдвинувших свои смехотворные претензии на исконно румынскую территорию, переговоры с ними сорваны, антирумынская пропаганда усилилась. К великому сожалению, находятся легковерные люди, и не только у нас, но и в Европе, которые поддаются этой злонамеренной пропаганде. И вот теперь мы можем им сказать: посмотрите на несчастных мужчин, женщин, детей, которые, невзирая на пулеметный огонь советских пограничников, толпами бегут сюда из большевистского рая к нам, своим кровным братьям, в поисках защиты, хлеба и мирного труда. Теперь весь цивилизованный мир должен узнать правду о восточной Молдавии. — Рышкану все больше воодушевлялся. — И эта правда состоит в том, что восточная Молдавия — это страна всеобщей радости, благоденствия и спокойствия. И мое самое сокровенное желание, — он скромно потупил глаза и продолжал проникновенным тихим голосом, — всячески содействовать ее преуспеянию. Моя цель — трудиться усердно на благо ее трудолюбивого и достойного населения. — Он сделал театральную паузу. — Следует незамедлительно сообщить прессе о днестровских событиях, чтобы мир содрогнулся от жестокости Советов. А теперь нам предстоит обсудить практические вопросы. Но сначала послушаем, что нам скажет генеральный инспектор Маймука.

Генеральный инспектор доложил, что, по последним сообщениям из Тигины, беженцев насчитывается около девяноста человек — мужчин, женщин и детей.

— Их было бы больше, если б не беспримерная жестокость советских пограничников, — Маймука скорбно понизил голос. — Их жертвами стали четверо мирных крестьян, вся вина которых заключалась в том, что они бежали на родину от зверств большевиков.

— Надо похоронить этих несчастных по нашему христианскому обычаю. — Министр оглянулся на сидящего позади него адыотанта.

— К сожалению, — тем же скорбным голосом продолжал генеральный инспектор, — это невозможно, ваше превосходительство. Трупы остались на их стороне, и большевики их уже успели убрать. Им не нужны лишние свидетели, даже мертвые.

— Надеюсь, ваши люди успели их сфотографировать? Фотоснимки должны попасть я прессу, пусть все видят и знают.

Вопрос этот застал Маймуку врасплох, и он пробормотал, что даст ответ позже.

— Беженцы, — продолжал свой доклад генеральный инспектор, — размещены в полицейском участке, в большой тесноте. Это очень затрудняет выполнение стражами правопорядка их прямых функций. Поэтому предлагается перевести их в местную тюрьму.

Сидящие в кабинете переглянулись, и он поспешил добавить, что рассматривает этот перевод как временную, но необходимую меру, продиктованную интересами безопасности государства. Наша прямая обязанность, веско сказал генеральный инспектор, подвергнуть их строгой проверке. Это все люди с той стороны. Зная коварство и дьявольскую хитрость большевистского ГПУ лучше, чем кто-либо другой, он не исключает, что среди них могут быть и советские шпионы.

— Только после проверки можно допустить к беженцам этих... — он чуть не сказал «щелкоперов», но вовремя поправился, — представителей прессы. — К сожалению, ваше превосходительство, я вынужден сказать, — продолжал свой доклад Маймука, — что пока вопрос о питании этих людей не разрешен. У нас для этого нет средств. Квестор тигинской полиции сообщает, что полицейские принесли кое-какую еду из дому. А что будет завтра?