Клуб грязных девчонок

Валдес-Родригес Алиса

Агент ФБР хотел, чтобы я переехала в Техас, – вот так. А я ненавижу Техас, подружка. Ты когда-нибудь была там? Кажется, что его подцепили на нож для масла и размазали по земле плашмя – повсюду запах нефти, нефти и отбросов. Я посещала его трижды и поняла, что в Техасе нет ничего для женщины вроде меня. Не подумай, mi'ja, что я обобщаю или склонна к дискриминации, но, когда он заявил, будто там повсюду латиноамериканцы, я решила: может, и я приживусь. Но вот что скажу тебе – мне нужно соседство карибских людей. А тамошние мексиканцы так тихи, особенно женщины, что возникает впечатление, будто попала в мир иной. Стоит мне открыть рот, на меня глядят как на сумасшедшую, и все мужчины принимают за жительницу Ямайки. Что правда, то правда, там можно купить за небольшие деньги чертовски здоровый дом.

И он предложил мне большой дом из желтого кирпича в предместье Хьюстона под названием Шугарленд [154] . Но понимаешь, мне совсем не светит поселиться в каком-то там Шугарленде. Он посылал мне брошюры с картинками тамошних домов: красивые, mi'ja, с канделябрами, по три трубы на крыше. И представляешь, сколько за них просят? Меньше, чем я плачу за свою халупу в этом гетто. Он написал, будто покупает один из таких кукольных домов и собирается записать его на мое имя, чтобы я поняла, как он любит меня, как сходит по мне с ума. Ненормальный парень – обожает крупных женщин, в этом все дело. Влюбился в мое тело. Первый мужчина, который приобрел мне сексуальное белье и смотрел на меня. Костлявый американец, плюгавый итальяшка – он не понимает, насколько важна для меня моя культура. Ничего плохого в нем нет, но не то, что мне нужно, – не латиноамериканец и уж точно не пуэрториканец. Я бы даже приняла кубинца – мужчину с sabor [155] . Но совершенно немыслимо, чтобы пуэрториканка вроде меня принадлежала американцу и жила с ним в Техасе, в большом доме в пригородах Шугарленда. Я бы там умерла. Мне нужна фасоль с рисом, ну, ты понимаешь, подземка, музеи, городская жизнь. Он милый и все такое, у него есть деньги, он говорил, что собирается поступать на медицинский факультет, заниматься судебной медициной. Но неужели можно представить меня женой фэбээрошного врача, живущей в Техасе. Ха! Никак нельзя. И мы расстались.

154

Sugarland – Сахарная страна (англ.)

155

Вкус (исп.)

Сплошное разочарование. Я разочаровалась во всех. В Лорен – тоже мне, связалась с торговцем наркотиками. О чем она только думает? Занимается саморазрушением. А почему – не могу понять. Один ужасный провал за другим. Мне надоело ее вытаскивать. Следующей в больнице окажется она – получит пулю из проезжающей машины. Иногда мне так жаль Лорен – одаренная девчонка, а ложится в постель черт те с кем, желая доказать, что она такая же латиноамериканка, как мы, хотя ее кожа совершенно белая и у нее паршивый испанский. Печально – Лорен просто зациклилась на этом. Амаури – плохой человек. Там, где я раньше жила, у него было столько женщин, что его прозвали Арабом, мол, владеет целым гаремом.

А теперь Сара. Pobrecita. [156]

И Элизабет. Что происходит с людьми? Не одобряешь, кто с кем спит, – не думай об этом. Не твоя спальня – не твое дело.

Чертов телефон снова зазвонил.

– Нейви, это я, Хуан. Я внизу, в телефоне-автомате. Сейчас приду, так что лучше открой.

Ay, Dios mio [157] , мне только этого не хватало. Волосы растрепанны, лицо не подмазано. Я в халате и в шлепанцах. Изо рта воняет, как от порции риса с курицей. Зачем он все это вытворяет? Я не хочу никаких драм, как у Мэри Блайдж. Все, что мне надо, – лакомиться arroz con polio, pasteles, cafe con leche [158] . И чтобы кто-нибудь помассировал мне ноги. Мужчина. Мужчина, mi'ja, а не Хуан. Я не хотела ему открывать. Не хотела и все.

156

Бедолага (исп.)

157

Боже мой (исп.)

158

Курица

с рисом, пирожки и кофе с молоком (исп.)

В конце концов, я нашла на романтическом канале старое черно-белое кино про любовь. Что-то с Ингрид Бергман. Положила пульт на стеклянный кофейный столик на ножке в виде белой римской колонны на небесной сфере. И подумала, что даже этот столик напоминает мне о Хуане. У его матери есть точно такой же в Испанском Гарлеме. Почему все, что я ни делаю, напоминает мне о нем? Иду в парикмахерскую и вижу в очереди похожего на Хуана мужчину – такие же очки, такая же бородка. В ресторане навынос играют Майкла Стюарта – его любимого певца в стиле сальса. Каждая мелочь твердит мне о ничтожнейшем на планете мужчине.

Раздался дверной звонок. Я еще не успела поменять его, и он трезвонит так убийственно, что по коже бегают мурашки. А Хуан все старался – нажимал и нажимал на кнопку, казалось, тысячу раз подряд. Особенность этого дома в том, что звонок слышен не только у меня, но и на этаже жильца. Вскоре до меня дошло, что наверху прекратили свои занятия, и жилец пошлепал по лестнице, узнать, кто это рвется в дом.

Я запахнула плотнее халат и выглянула на общую лестницу: жилец стоял на пронизывающем холоде перед открытой дверью в чем мать родила (только белое жалкое полотенчико на ягодицах) и ругался на Хуана:

– Безмозглый идиот, ты что, не знаешь, сколько сейчас времени? Нажал один раз и тихонько жди, пока кто-нибудь выйдет, а не трезвонь, как ненормальный!

Хуан посмотрел на меня поверх его плеча, покорно понурился и спросил по-испански:

– Нейви, можно мне войти?

Жилец обернулся, заметил меня и потопал к себе.

– Скажите своему приятелю, чтобы вел себя потише, – бросил он, проходя мимо меня. Больно уж нервный, придется повысить ему квартирную плату.

– Что тебе надо? – Я взглянула на Хуана. – Только поговорить, Нейви.

– Поговорить? Сейчас десять часов, ты являешься без приглашения, как Роберт Дауни-младший, и поднимаешь тарарам. Отправляйся домой.

– Нейви, пусти меня на минутку.

На нем было то же пальто, которое он носил последние пять лет. Джинсовая куртка с клетчатой фланелевой отделкой. И естественно, ни шляпы, ни перчаток. Не больно тепло. А ведь на улице не лето. Дрожит, как бездомный пес. Всю жизнь прожил в Нью-Йорке и Бостоне и не наскреб на приличное пальто. Что же такое с этим человеком?

– Хорошо, заходи, – вздохнула я. – Но только на минутку, а потом выметайся.

Несмотря ни на что, признаюсь, мне приятно видеть его. Хуан показался мне симпатичным – здоровый цвет лица, щеки раскраснелись от холода, и при всей его худобе он выглядел сильным. Ему бы хорошее пальто, шляпу, ну, может, еще и сотовый телефон, и тогда такими вечерами, как сегодня, я бы не так пугалась, почувствовав, что мне хочется обняться с ним на диване. Ведь вес, что мне нужно, – вместе посмотреть кино. Меня всегда ранит, когда я вижу, какой он жалкий.

– Слушай, почему ты не купишь себе приличное пальто?

– Давай обойдемся без критики, – ответил Хуан, проходя в гостиную и закрывая за собой дверь. Никогда раньше он так не поступал.

– Я не критикую тебя.

– Только этим и занимаешься. У тебя это получается лучше всего. – Хуан улыбнулся уверенной шальной улыбкой – раньше я за ним такого не замечала. Я опустилась на диван. Он – напротив, на такой же зеленый кожаный пуф. Заглянул в раскиданные по кофейному столику пакеты из фольги и сказал: – Похоже, было вкусно.

Меня прилично воспитали, и, хотя мы были в ссоре, я предложила ему выпить (еды уже не осталось).

– Нет, Нейви. Перейдем сразу к делу. Ты не отвечаешь на телефонные звонки – ладно. Не желаешь со мной разговаривать – ладно. Но я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Мне неприятно, что ты постоянно меня унижаешь. Неприятно, что смотришь на меня как на собачье дерьмо. Думаешь, что всегда можешь найти парня лучше, чем я. Постоянно держишь кого-нибудь про запас, чтобы уколоть меня побольнее. Обвиняешь меня за всех, кто обидел тебя в твоей чертовой жизни. Но учти: я – не твой отец. И не твой брат. Я – это я. Мне надоело, что вокруг тебя толкутся мужчины. Признайся наконец, что любишь меня. Ведь так оно и есть. Скажи правду.