Клуб грязных девчонок
Шрифт:
Ребекка повесила красную куртку на крючок и поморщилась, увидев пятно на стене. А я снова отметила, какая она миниатюрная: ростом едва пять футов, с изящными, как у кошки, запястьями. Я бы сравнила ее со страдающими от отсутствия аппетита дамочками в модных сериях Дэвида И. Келли. На ней был серый брючный костюм и не выпячиваемые напоказ, но явно дорогие серебряные украшения. На наших сборищах Ребекка никогда не съедала больше тарелки супа или горстки белого риса, а чаще и того меньше. И ничего не пила. Не скажу, что я уж слишком крупная, но я бы точно раздалась, если бы время от времени не пихала палец в горло. Суть Ребекки отнюдь не в том, что она тощая – она жилистая, мускулистая, изящная и вместе с тем энергичная.
Но еще больше я хотела бы иметь такую мать, как у нее. Донна Бака никогда не звонила дочери из тюрьмы, как моя мать, и не выпрашивала денег. Мать Ребекки пришла на вручение дипломов – и не просто пришла, а в хорошем платье, благоухая духами «Ред Дор», принесла дочери букет цветов и с искренними слезами на глазах сказала: «Я горжусь тобой». А что же я? Я стояла рядом и высматривала в толпе отца, который нашел очередную жертву и все утро говорил о Кубе до новой эры (то есть до эры Кастро). Он снова вошел в роль обворожительного иностранца и совершенно забыл обо мне. Мамы не было, хотя она обещала приехать. Когда я потом позвонила ей, она ответила сонным голосом из своего Хьюма (год назад они вернулись туда вместе с бабушкой): «Извини, дорогуша, совсем забыла». Я слышала, как в трубке стрекотали сверчки. «Думаю, все это формальности. Ты получила диплом и теперь наверняка считаешь, что стала лучше, чем я».
В тихие минуты, когда меня никто не видит, я мечтаю поменяться родителями и прошлым с Ребеккой. Только я никогда бы не вышла замуж за Брэда.
Неудивительно, что прозорливый английский Великий Могол компьютерных программ оценил ее идею создания журнала и отвалил Ребекке для начала два миллиона долларов. Как это понимать? Вы решите, что руку к этому приложил ее муж и будущий миллионер? Ничего подобного. Он просил денег у своих родителей. Даже взаймы. Но когда рассказал, для чего они нужны, ему ответили: «Брэдфорд, дорогой, как бы получше выразиться, эти люди не читают литературы. С тем же успехом ты можешь выкинуть эти деньги». Эти люди! Не понимаю, как Ребекка стерпела. Наверное, решила, что она не принадлежит к этим людям. Не забыли, она же испанка? Ведет род от гишпанского рыцаря и дамы его сердца.
Мы сидели, ждали, когда принесут заказ, и пили крепкий кубинский кофе из маленьких пластмассовых чашечек. Уснейвис попросила принести пару закусок, естественно, жареное. А Ребекка открыла сумку и извлекла из неедва экземпляра последнего номера своего журнала с Дженнифер Лопес в деловом костюме на обложке. Красивое издание. В который раз спросила, когда я что-нибудь напишу для нее, и я в который раз ответила, что газета – плантация, а я – ее собственность.
– Масса не разрешает мне писать для других хозяев, мисс Скарлетт.
Ребекка напряженно улыбнулась и пожала плечами. А Уснейвис, желая сгладить неловкость, предложила заключить пари, кто из sucia явится следующей, но спора не вышло: мы все согласились, что следующей придет Сара, а вслед за ней – Эмбер. Элизабет обычно опаздывала на наши застольные посиделки, поскольку вечернее время было для нее глубокой ночью. Чтобы подготовиться к утреннему шоу, Элизабет приходилось подниматься в три часа. И по вечерам она лежала под одеялами, а исключение делала только для sucias.
Следующей приехала Сара: пронеслась по заснеженной улице на своем зеленом
Ее манера вождения – вся эта дерготня и скрежет тормозов – сродни тому, как она перемещается в пространстве. Несмотря на красоту и обаяние, Сара неуклюжа. У меня нет другой знакомой, которую так же часто увозила бы «скорая помощь». Ее мама как-то сказала, что «Сари-та всегда была такой – с самых пеленок». Сейчас у нее два сына, но ничего не изменилось. Она вся, с головы до пят, покрыта царапинами и ссадинами – следами от крохотных ноготков и умных, высокотехнологичных, безмоторных деревянных игрушек. Неуклюжая, симпатичная, шумная и очаровательная. И обычно, несмотря ни на что, пунктуальная. Вот она какая, наша Сара.
Самолет Эмбер, должно быть, задерживался. Я уже приготовилась выслушать какой-нибудь рассказ Сары. А истории Сары необычны. У нее дар рассказчицы. Это заметили наши профессора в Бостонском университете, и все считали, что она должна идти работать в журнал или газету – настолько живо Сара писала. Беда только в том, что половина ее россказней было неправдой. Большое надувательство в журналистике. Сара преувеличивает. Хорошо, хорошо, согласна – она лжет. Такое определение вас устраивает? Она кубинка, чего еще от нее ждать? Мы любим преувеличивать. В наших рассказах рыба с каждым разом становится все крупнее. Истории Сары насыщены напряженностью и драматизмом, она вводит в них таинственность и интригу, даже если сюжет касается приобретения портьер для кабинета на втором этаже. По этой причине она не продержалась бы долго в средствах массовой информации. И очевидно, поэтому сидит дома. Хотя как знать?
Сара припарковалась рядом с машиной Ребекки у бакалейного магазина и вылезла из «рейнджровера». А с пассажирского сиденья, как девочка-видение Мерилин Мэнсон, выскочила Эмбер. Вот устроилась! Каждые полгода кто-нибудь из нас оплачивает ей чек за билет из Лос-Анджелеса, и sucia с машиной встречает ее в аэропорту Логана. Видите ли, Эмбер не способна осилить это сама. Мы подтруниваем над ней, а она отвечает: «Подождите, скоро вы будете выстраиваться в очередь за моим автографом». И говорит совершенно серьезно. Потому что с тех пор, как познакомилась с Мексиканским движением, потеряла всякое чувство юмора. Мексиканское движение – для тех, кто не знает, – включает в себя мексиканцев и мексикано-американцев, настаивающих на том, чтобы их называли коренными американцами, например ацтеками, а не испаноязычными или латиноамериканцами. Сара что-то рассказывала и для убедительности сопровождала слова энергичной жестикуляцией. Она все еще говорила, когда обе приблизились к нашему столику и начались объятия и возгласы. Эти женщины не могли бы больше отличаться одна от другой, даже если бы очень постарались.
Сара Бехар-Асис была одета, как ее кумир Марта Стюарт. Так она всегда одевалась. Кто-то может вообразить, что эта женщина способна бродить по своему огромному дому в майках, халатиках или в чем-то в этом роде. Но клянусь, она создана для чинности. А иначе на нее нападает нечто напоминающее кататонию. Сара всегда была такой – даже в колледже жила чинно. Ее семья, бывшие кубинские ромовые бароны, давала Саре денег на одежду больше, чем зарабатывал мой отец-профессор. И черт меня побери за то, что я вам это говорю, – я всегда донашивала за ней и брала подачки. До сих пор иногда удается перехватить кашемировый свитер.